Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя - Дин Джобб

на комнату гостя, который называл себя доктором Дональдом Россом. Мужчины обнаружили, что снаружи, к стене прямо около его окна, прислонена лестница – казалось, их цель была готова к побегу в любой момент.

Они разработали план. Шериф Альберт Эймс, мужчина с аккуратно подстриженными волосами и длинными усами, должен был встать у подножия лестницы на случай, если цель попытается сбежать, когда Уильям Бейнс постучится в дверь номера. Бейнс был начальником полиции в Виндзоре. Детройт, находящийся через реку от отеля «Готье», он рассматривал с настороженностью – тот был в 20 раз больше города, в котором он жил. Бейнса часто привлекали, чтобы он помогал американским правоохранителям выслеживать беглецов. Международная граница, через которую легко перейти, сделала Виндзор воротами для «мошенников всех мастей, спасающихся от американского суда, – ворчали редакторы местной газеты, – зоной безопасности для грабителей, обманщиков, воров и бродяг».

В час ночи, когда все гости отеля уже спали, Бейнс постучал в дверь. Крим открыл дверь как раз в тот момент, когда офицер собирался ее выломать. Увидев ордер на арест, обвиняющий его в убийстве Дэниела Стотта, Крим тут же заявил о своей невиновности. Оказавшись лицом к лицу с Эймсом, согласно сообщению прессы, «он побледнел и задрожал как осиновый лист».

На следующий день, 28 июля, ему предъявили обвинение перед магистратским судом в Виндзоре. Крим снова отрицал какую-либо причастность к убийству. По его словам, он бежал из Чикаго только для того, чтобы избавиться от «дурной славы этого дела» и посоветоваться со своим отцом и другими членами семьи. Оказалось, что его же беспечность и раскрыла его убежище в Онтарио – почтовые чиновники в Чикаго перехватили письмо, которое он отправил кому-то в городе, и предупредили Эймса.

– Я не понимаю, как меня могут впутывать в это дело, – сказал он репортеру, который в тот же день появился в его камере в Виндзорской тюрьме. – Я был первым человеком, который потребовал расследования.

– Что заставило вас сбежать, если вы так уверены в том, что сможете доказать свою невиновность? – спросили его.

– У меня возникли некоторые проблемы, к тому же дела шли не очень хорошо, и я отправился искать новое место, – пробормотал он, предоставив репортеру возможность подробно рассказать о судебном преследовании за рассылку клеветнических открыток и уклонение от внесения залога. Он отметил, что покинул Чикаго в середине июня, за несколько недель до того, как его обвинили в убийстве Стотта.

Крим согласился вернуться в Иллинойс, чтобы предстать перед судом. У него не осталось ни денег, ни связей, ни идей. Он прибыл в Канаду с 35 долларами в кармане и был вынужден заложить свои драгоценности, чтобы хоть иногда пить виски в отеле, в котором он залег на дно. Проблемы с экстрадицией в лучшем случае отсрочили бы неизбежное на две-три недели. Взлом сейфа и кража не входили в число преступлений, подпадающих под действие договора об экстрадиции между двумя странами. Зато убийство входило.

Репортер The Daily Tribune догнал Крима в депо Лейк-Фронт Центральной железной дороги Мичигана около восьми часов утра 2 августа, когда они с Эймсом пересаживались в Чикаго на последний отрезок 800-километрового пути до Белвидира. Растрепанный Крим в наручниках не брился уже пару недель. Он клялся, что невиновен в «деле Гарден-Прери», как он это называл, и был уверен, что его отец наймет «лучшего адвоката по уголовным делам в штате», чтобы защитить его. Он отрицал, что подделывал лекарство Стотта. Он отрицал участие в заговоре с целью шантажа или предъявления иска Buck & Rayner. Джулия Стотт, по словам Крима, была «самой большой обманщицей на свете», и ему не терпелось встретиться с ней в суде.

Эймс сопроводил его в поезд Чикаго – Норт-Вестерн, который отправлялся в четверть десятого. В округе Бун поля чернозема, усеянные усадьбами и каменными силосными башнями, простирались до горизонта. Прямо перед Белвидиром они с грохотом проехали мимо свежевырытой могилы и небольшого деревянного здания станции с названием «Гарден-Прери», где работал Дэниел Стотт. К обеду Крим уже сидел в камере окружного суда.

* * *

В прессе Крима осудили задолго до того, как он предстал перед судом. Редакторы напомнили читателям, что он был «печально известным чикагским специалистом по абортам», которого год назад судили за убийство. Одна газета описала это дело как «совершенно аналогичное» нераскрытому убийству Элис Монтгомери, произошедшему несколькими месяцами ранее, хотя предполагаемая схема отравления и попытки шантажа больше совпадали с делом Эллен Стэк. В The Daily Tribune подробно описали грязную историю, произошедшую на ее заднем дворе. «В анналах преступности редко встречается более странный случай отравления, – объявила газета. – Если все описанное действительно прозошло именно так, преступление этого человека вышло за грань обычной жестокости и подлости». Судебное заседание строилось на противостоянии слов Крима и Джулии Стотт, а потому The Tribune встала на сторону обвинения. «В поведении миссис Стотт нет ничего, что указывало бы на то, что она причастна к какому-либо заговору с целью отравления своего мужа», – говорилось в статье, в которой Стотт также называли «легким орудием в его руках».

Наибольший ущерб огласка нанесла, когда жителям Бельвидира, которые должны были войти в состав присяжных, предложили ознакомиться с делом и узнать о темном прошлом подозреваемого. «Общее мнение, по-видимому, состоит в том, что миссис Стотт непредумышленно дала мужу яд», – сообщила газета The Belvidere Standard через несколько дней после ареста. Крим «замыслил подстроить, что в отравлении виновны сотрудники аптеки Buck & Rayner, и захотел заработать кругленькую сумму» с помощью шантажа. Газета воскресила подробности дела Кэтрин Гарднер в Онтарио. А когда шериф Эймс объявил, что Крим убил и Элис Монтгомери из Чикаго, The Belvidere Standard поместила эту новость на первой странице вместе с предсказанием: «„Доктору“ придется ответить за несколько убийств». Авторы заголовков снова поиграли с его именем: один дал Криму прозвище «Прокисшие Сливки», а другой остановился на «Плохих Сливках». «Такой труСЛИВый человек, – острили в The Belvidere Standard, – должен быть весь в сливках».

* * *

Суд над Кримом по обвинению в убийстве – второй менее чем за год – начался в Белвидире в понедельник, 19 сентября. Сотни людей собрались у здания суда округа Бун, двухэтажного здания из красного кирпича, предмета гордости местных, с арочными окнами и высокой центральной башней. Многие стали свидетелями или вызвались в качестве присяжных заседателей. Как отметил посетитель, жена шерифа украсила коридоры и свежевыкрашенный зал суда комнатными растениями, «сделав его действительно приятным местом» – по крайней мере, для тех, кого не судили и кто не мог лишиться жизни в