Сибирская кровь - Андрей Черепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немало местных крестьян-единоличников назвали лишенцами и сослали с семьями в ныне умерший Ихинагуй – деревню в верховьях реки Куленги в пятидесяти километрах от Верхоленска. И им тоже здорово повезло, ведь в начале 1930-х годов многие сотни тысяч крестьян Советского Союза попали в лагеря или были насильно вывезены за тысячи километров от родных мест, значительная их часть в пути погибла. Всего же, по имеющимся расчетам, потери населения СССР за 13 лет коллективизации превысили 32 миллиона человек. В том числе отмечались случаи, когда жены крестьян, понимая, что их дети не выживут в долгой дороге к новому месту поселения, в ночь перед высылкой пробирались к сельсоветам и оставляли своих детей на крыльце. Надеялись, что их подберут, вырастят. Подкидышей же свозили в самый крупный сельсовет и клали там на пол. По распоряжению руководства, не позволялось ни разбирать их по домам, ни кормить, ведь они классово чуждые, да и следует пресекать порочную практику подбрасывать своих детей государству или беднякам. Какое-то время младенцы плакали, потом уставали, замолкали и, наконец, угасали от голода. Их хоронили в общей могиле188.
После коллективизации прежде богатые, по-сибирски уютные и добротные поселения постепенно пришли в упадок, разорились вместе с теми колхозами и совхозами, куда их причислили. Не помогли ни государственные материальные вспоможения, ни манипуляции с объединениями хозяйств. Так, в январе 1969 года, в самый разгар социализма, был организован совхоз «Верхоленский» на базе нерентабельных и низкорентабельных колхозов имени XX партсъезда, «Заветы Ильича», «Рассвет» и «Сибиряк» с отведением ему площади в 77,3 тысячи гектаров для обеспечения мясного животноводства и растениеводства. Хозяйство оказалось убыточным, к 1972 году поголовье скота резко сократилось, совхоз даже не смог перейти на хозрасчет189.
Сельскохозяйственная деятельность в верховьях Лены стала постепенно сворачиваться, и этот процесс уже не мог остановиться в постсоветский период. Вот почему, согласно официальной статистике Муниципального образования «Качугский район», на всю его обширную территорию в 2015 году приходилось лишь 14 тысяч гектаров посевных площадей, в том числе под зерновые – 6,2 тысячи. Из них к пяти крупным сельхозпредприятиям, из которых три убыточны, относилось более 4,5 тысячи гектаров, или 73 процента зерновых посевов, а к шестидесяти фермерским (крестьянским) хозяйствам – 1,6 тысячи гектаров, или 26 процентов зерновых посевов, в 2,8 раза меньше. Однако фермеры-единоличники произвели ровно столько зерна – 1,8 тысячи тонн, – что и крупные хозяйства, а в следующем, 2016 году при незначительном росте площадей – уже в 2,2 раза больше их. Производительность труда единоличников превысила производительность «совхозников» пяти-шестикратно и наконец-то стала выше той, что была более столетия назад[322].
Аналогичная статистика за те же постсоветские годы по Жигаловскому району пока недоступна, но известно, что в 2014 году на весь тот прежде хлеборобный район, кормящий и себя, и северные районы ленского бассейна, посевы зерна занимали смешную площадь – 0,6 тысячи гектаров – с продукцией на них менее 0,7 тысячи тонн и было всего лишь два крестьянина-фермера.
Из приведенных данных хорошо видно, что, к сожалению, сейчас все еще катастрофически мало крестьян, которые могли бы вернуть своей малой Родине славу житницы. Впрочем, она вряд ли имеет реальный шанс когда-нибудь вернуться, ведь вековые и некогда мощные корни сибирского крестьянства за многие десятилетия господства социализма загублены.
Добрая память о губителях
Еще в разгар коллективизации и первые годы после нее в Кутурхае жило несколько сотен человек, там размещались начальная школа, клуб, больница, контора колхоза, были даже большие детские качели для развлечения детворы и молодежи. А в 2010 году, по данным Всероссийской переписи населения, в нем осталось всего десять человек (семь мужчин и три женщины). Проезжая же несколько раз в майские 2016 года выходные по правобережному Кутурхаю, я не увидел в нем вообще каких-либо признаков жизни, одни лишь покосившиеся изгороди и дряхлые строения (за исключением пары-другой домов, вероятно, используемых летом как дачи). На месте же всей левобережной части поселения теперь обширный луг для выпаса лошадей с десятком невзрачных возвышенностей. Под ними – остатки кровли изб, сарайчиков и утвари кутурхайцев, брошенные при разборе строений на дрова.
За советские годы обезлюдил, хоть не столь существенно, и бывший уездный центр Верхоленск, и в нем сейчас немногим более полутысячи жителей. А прежде понизился его статус: в начале 1920-х годов он стал именоваться поселком, в 1924 году потерял звание верхоленской столицы, а в июне следующего года преобразовался в село. Село, забывшее свое прежнее историческое величие и, даже спустя десятилетия с ухода советской власти, очень хочется надеяться, в вечное небытие, с неподражаемым упорством чтящее ее губительные идеалы. Звучит абсурдно, но идущая через весь Верхоленск улица носит имя высоко оцененного Лениным ссыльного марксистского пропагандиста – самоубийцы Николая Федосеева[323], а самый глубокопочитаемый здесь мемориал посвящен расстрелянным в июле 1918 года первым местным большевикам, незаконно, вопреки воле подавляющего большинства местных жителей, захватившим власть.
Остатки Кутурхая. Вид с правого берега Лены
«Парадные» ворота Кутурхая
Опустошенная деревня
Советы оставили в Верхоленске еще одну памятную веху – устанавливаемый лишь на теплые месяцы года понтонный мост вместо стационарного. Многократно обещанного, но так и не построенного. Вот и приходится уже в XXI веке жителям нескольких расположенных на противоположной стороне реки Лены куленгских поселений добираться на «большую землю» зимой, как и в давнюю старину, по возводимым на льду мосткам. И они с приходом оттепели проваливаются в еще
