Соблазнитель - Збигнев Ненацкий

– Понимаю.

– Вы о ней, дружище, ничего не знаете. Может быть, в ранней молодости она болела какой-нибудь заразной болезнью, а может, занималась спортом, и какой-то идиот тренер, дал ей стероиды, как это случилось с молодыми пловчихами в одной стране. И вот наступила гипертрофия клитора.

– Вы жуткая свинья, господин Эвен.

– Потому что из одних и тех же кубиков строю различные истории? Ведь вы можете себе выбрать ту, которая сопутствует вашему представлению о мире. Если бы вы были писателем, то выбрали бы сюжет в зависимости от читательского спроса. Это могла бы быть история психологическая, социологическая, психоаналитическая и даже гинекологическая. Правда в подобных случаях не имеет никакого значения. Возможно, любая из этих историй правдива.

– Вы должны мне сказать правду, господин Эвен, – настаивал Богумил Р. Он уже слишком много выпил, но продолжал подливать себе водки. – Вы должны с ней познакомиться и сказать мне правду. Потому что я готов на этой девушке жениться.

Эвен постучал себя пальцем по лбу.

– На этот раз вы сами начинаете переставлять кубики, дружище. Снова сочиняете какую-то историю.

– Я должен ее иметь, понимаете. Я должен иметь эту девушку, даже если бы мне пришлось жениться, – повторял он без конца, до полного отупения. – Она сейчас сюда придет позировать. Вы ее расспросите и скажете мне все как есть, а не одну из ваших версий.

– Это вряд ли удастся сделать, – сказал Эвен и налил Богумилу водки.

А потом пришла Клара. В плохо скроенном платьице, заштопанных колготках. С вызывающим макияжем на лице она выглядела много хуже, совсем иначе, чем на картине. Взглянув на пустую бутылку, на покрасневшие глаза Богумила, девушка пренебрежительно сказала:

– И так с самого утра? А ночью, похоже, были шлюхи, как водится у Богумила.

– Ты не права, – неожиданно Богумил протрезвел, – коллега приехал из деревни, чтобы договориться о своем участии в выставке. Он у меня сидит часа три.

– Вы тоже художник? – спросила Клара, подав Эвену руку, которая показалась ему негнущейся, словно деревянной.

– Да. Только не самый удачливый.

– Это видно. На вас одежда бедная, – презрительно ответила девушка. – Позировать сегодня не буду, Богумил. Не собираюсь раздеваться при этом господине. Нечего устраивать здесь какой-то порносеанс.

– Конечно, конечно, – покорно согласился Богумил. – Может, выпьешь? У меня есть сардины и водка.

– Мне все равно.

Богумил как-то съежился, куда-то пропала его самоуверенность. Его руки стали непослушными, возможно, под влиянием водки, а возможно, на него подействовал ее приход. У него постоянно что-то падало – то открывалка для консервов, то нож, которым он резал хлеб.

– Эвен восхищался моей картиной, Клара. Вернее, тобой на этой картине, – рассказывал он.

– А мне не интересно, – заявила девушка.

Богумил разлил водку по рюмкам.

– Я не буду пить, – вдруг сказала она.

Пришлось пить вдвоем. Хотя выпил только Богумил, потому что Эвен свою рюмку отставил.

– Черт подери, ведь я приехал на машине, – объяснил он. – Мне же, идиоту, надо возвращаться.

– Никуда ты, дорогой, не поедешь, – нежно обнял его Богумил, – останешься у меня на ночь, пока не протрезвеешь. Будем пить до утра, пока не станем трезвыми как стеклышко.

– И позовете девок, – сказала Клара. – Это Богумил умеет делать.

– Да, да, позовем девок, много девок! – кричал Богумил. – Ты тоже девка.

– Девка, девка, – засмеялась она и немного отпила из своей рюмки, – но тебе не дам. Другим дам, а тебе нет.

Богумил снова выпил.

– Я тебе расскажу всю правду о ней, Эвен, – пьяно бормотал художник. – Она верит в прекрасную большую любовь. Дурочка. Не знает, что именно я и люблю ее прекрасной большой любовью. И женюсь, ей-богу, женюсь на ней. А может быть, и нет.

Клара долила себе немного водки в пустую рюмку.

– Богумил, ты должен меня рисовать, – сказала она насмешливо. – Бери в лапу кисть и маши ею. Быстро.

Она сняла платье, колготки, оставшись в бюстгальтере и трусиках. Стройные ноги возбуждали.

– А может быть, ты закончишь картину? Как тебя зовут?

– Франчишек.

– Ну, так бери кисть у мастера, – приказала она.

Богумил поплелся в ванную, откуда донеслись громкие звуки рвоты. С помощью Клары Эвен вытащил его из ванной почти в бессознательном состоянии и положил на пол за стопкой прислоненных к стене подрамников.

– Ему хватит, – пробормотал Эвен.

– Так у него всегда, – она взяла платье.

– Подожди, – сказал Эвен и вырвал платье из ее рук.

– Сумасшедший, – иронически засмеялась она.

Он сильно ударил ее по лицу. Потом еще раз, с другой стороны. Захваченная врасплох, Клара даже не вскрикнула, а закрыла себе рот и лицо руками. Он сорвал с нее бюстгальтер и толкнул на диван.

Девушка хотела вцепиться ему в глаза, но Эвен снова ударил ее по лицу. И опять толкнул на диван. Она хотела закричать, но Эвен укусил ее в губы. Когда он схватил девушку за резинку трусов, Клара замерла.

– Подожди, – сказала она спокойно, – это новые трусы. Я их только вчера купила.

Она спустила трусики и движением ноги сбросила их на пол. Девушка стояла перед ним нагая и нагло смотрела ему в лицо. На щеках видны были красные следы от пальцев. Он снова подтолкнул ее к дивану, но, уже лежа, она сильно сжала ноги. Ему пришлось их раздвинуть коленями и локтями. Девушка вскрикнула, когда Эвен укусил ее грудь. Потом на какой-то момент руки Клары обхватили его шею. Когда он заканчивал, Клара уже не реагировала, лежала как мертвая, безразлично глядя на него[60].

– Сейчас я пойду в милицию, – сказала она.

– Никуда ты не пойдешь, – ответил Эвен, зевая.

– Откуда ты знаешь? – она коснулась пальцами кровоточащей губы.

– Я понял, что тебе нужно, когда Богумил сказал тебе: «ты, девка», а ты улыбнулась и впервые взяла рюмку.

– Ты слишком сильно меня бил, – отметила она, поглаживая свое лицо. – Ты скотина.