Мой домовой — сводник - Ольга Горышина

Я готовилась съесть новый слой помады.

— Глеб очень ревнивый. Я боюсь, как бы он не навредил малышке. Мне бы очень хотелось, чтобы вы с Витей стали брать его к себе… Почаще. И желательно с ночевкой. Я хочу, чтобы он не чувствовал себя брошенным. Я понимаю…

Это я, должно быть, открыла рот… Но явно не для вопроса и никак не для ответа.

— Ты можешь быть к этому не готова морально, но придется смириться с тем, что этот ребенок будет и твоим тоже. Ему нянька уже не нужна, он ходит в садик. Витя будет утром отвозить его туда, а Аркадий вечером забирать. Два дня он у вас, три у нас. Выходные станем чередовать. В Америке ведь именно так принято делить детей после развода?

Она глядела на меня в упор.

— Я ничего не знаю про американские разводы… — прокляла я свой дрожащий голос.

— Я про русские тоже ничего не знаю, если ты в курсе.

Я кивнула. Она зло прищурилась.

— Я рада, что это ты, а не Ирма. Только ей не говори, — усмехнулась Ольга, подмигнув. — У тебя уже есть опыт с детьми. И с Витей тоже. Так что, думаю, начнем прямо с этого воскресенья.

Я приросла к полу. Ольга бросила в сумочку помаду и достала айфон.

— Дай свою почту, я перешлю тебе билеты в театр. Это "Вождь краснокожих" Марка Твена.

— О'Генри, — поправила я на автомате.

— Какая разница! Ну?

Я назвала. По буквам. Не в силах дышать ровно. Как Веселкин будет теперь выплачиваться, не знаю… И знать не хочу!

— Ты что так долго? — подскочил он, чтобы отодвинуть для меня стул. — Ты в порядке?

Я кивнула и взяла полный бокал. Сейчас со мной все будет в порядке. В абсолютном.

— Ира, — Виктор осторожно отвел бокал от моего рта, когда я осушила его одним глотком чуть ли не наполовину. — Не надо больше. Ты выпила уже достаточно.

Я поймала снисходительный взгляд с другой стороны нашего столика и покраснела.

— Я хочу уже уйти.

— До сладкого?

— Я не ем сладкое на ночь.

Он поднялся, и мы вместе сделали пару шагов от столика.

— Ты можешь остаться на торт.

— Без тебя? — Виктор игриво толкнул меня в плечо. — Не могу. Не поймут. Пошли прощаться.

Мы улыбнулись хозяевам праздника. Они улыбнулись нам. Мы пошли к детям. И там нас ждал сюрприз не только из разбросанных игрушек и недоеденных кусков торта. Глеб заявил папочке, что идет с нами в театр. Когда мать успела сообщить ему?! Когда!

Виктор беспомощно уставился на меня. Я кивнула и сказала, что все объясню. Потом достала из сумочки телефон и отправила Ольге в ответ: "Получила. Добавила в календарь. С Днем рождения еще раз! Спасибо за чудесный вечер!" Вот уж точно спасибо за чудесный вечер…

Виктор снял очки и сжал двумя пальцами переносицу. Я не сводила с него глаз, ожидая услышать реакцию на сказанное мною, но Веселкин молчал, а я от нервов чувствовала одним местом каждую выбоину на дороге. Или же нам просто достался водитель-неумеха…

Минута, две, три… Мы так доедем молча до моего дома и также молча распрощаемся. А отпускать Веселкина в таком раздрае чувств нельзя ни в коем случае. Я смотрела на него в профиль: ну совсем мальчик, расстроенный, обиженных, сейчас заплачет… Или сломает душку у очков, перекатывая те в ладони на манер четок. Я вырвала очки и положила к себе на колени.

Виктор вздохнул и принялся ожесточенно тереть ладонями щеки. И натер их до красных пятен. В салоне автомобиля, как и на улице, все еще оставалось довольно светло, и я надеялась, что сама не иду, без всяких усилий с моей стороны, вот такими же пятнами.

— Витя, что будем делать? — спросила я наконец.

Он забрал с моих коленей очки, но продолжил рассматривать через стекла затылок водителя.

— Для начала, не станем пороть горячку. Сходим в театр. Ты когда в последний раз смотрела спектакль для детей?

Какое счастье, что он не спросил меня, как мать: когда я вообще последний раз была в театре?

— И не вспомню, — могла ответить я, не кривя особо душой.

— Ну вот, чего тогда отказывать себе в удовольствии…

Он лукаво прищурился, будто не видел меня даже в очках.

— Витя, ты же понял, о чем я!

Мне пришлось повысить голос в конце фразы, чтобы Веселкин вновь стал серьезным.

— А потом я мягко намекну Оле, что для нас это большой стресс, и я не хочу ставить под удар мои отношения с тобой… Ира, — Его голос вдруг сделался железным. — Ты думаешь, она серьезно хочет избавиться от Глеба?

Я опустила глаза. Теперь на коленях лежали мои крепко сцепленные пальцы.

— Я не могу оценивать поведение и мотивы Ольги по одной только фразе. Тебе виднее, что она хочет…

Горячая ладонь Виктора накрыла мой пальцевой сгусток нервов, и я почувствовала, как кольцо впилось ему в кожу.

— Конечно, ты права. Я должен со всем разобраться сам, не впутывая тебя в личные дрязги. Я сделал глупость, притащив тебя в качестве прикрытия… Хотя, — Виктор вновь следил за дорогой вместе с водителем, — не будь тебя рядом, я бы так и не узнал истинного положения дел и подоплеки Олиного желания поскорее меня женить…

— А, может, ты ничего и не узнал, — я чувствовала сердце в самом горле. Коленка тоже нервно дрожала. — Я могла не так ее понять, да и она нервничала…

Господи, это ж ребенок! Мы, глупые взрослые, сейчас наломаем дров, а ему потом аукнется!

— В любом случае, мне нужно будет серьезно поговорить с Костровой. Возможно, ей даже на пользу пойдет плотное общение с внуком. После смерти отчима она сделалась нелюдимой, а я окончательно погряз в его бизнесе. Квартира большая, пустая, я сделаю Глебу детскую… Если меня не погонят поганой метлой, я вытерплю мать три дня в неделю… Ну, а погонят, справится без меня… И Оля останется довольна. Все же с Глебом родная бабушка, а не посторонняя тетка… Виктор снова отыскал мои пальцы и стиснул как в рестлинге. До боли. До хруста.

— Витя! — почти взмолилась я. — Не начинай этот разговор с матерью, пока не поговоришь с Ольгой. Я могла не так все понять…

Господи, сколько раз я должна ему повторить, чтобы он не бежал впереди паровоза. Сколько? До самого дома… Виктор вышел, чтобы подать мне руку. Я протянула в ответ свою и не опустила.

— Ключи, — напомнила я, когда он непонимающе уставился на мою ладонь.

— Ах, да…

Он сунул руку за пазуху и вытащил связку за брелок, но не протянул мне. Секунда, и я услышала за спиной шелест шин отъезжающего такси. Обернулась… На мгновение. Габаритные огни злорадно ухмыльнулись.

— Зачем ты отпустил машину? — спросила я слишком тихо для такого вопроса.