Красная тетрадь - Дария Беляева

class="p1">Лично меня такой вывод очень оскорбил. Что значит, одинаковые? Вот есть я, и есть Боря, и мы совершенно разные, такие разные, как будто родились на противоположных концах Вселенной, а ведь мы одноклассники.

Валя сказала что-то еще, и в этот момент я вдруг понял, что речь может идти обо мне.

В конце концов, мама утверждала, что я нравлюсь Вале.

И Андрюша утверждал, что я нравлюсь Вале.

Сложно назвать мою маму знатоком девичьих душ, но вот Андрюша все время наблюдает за девочками.

Эта неожиданная (хотя и логичная при этом) мысль вызвала у меня смесь волнения, радости, ужаса и обиды. Сейчас я поясню:

1. Волнение – девочки говорят обо мне.

2. Радость – возможно, я нравлюсь одной из них.

3. Ужас – если я нравлюсь одной из них, я обязан буду проявить к ней ответные чувства.

4. Обида – Диана утверждает, что я куплюсь на яркую обертку, будто какой-то трехлетка.

Конечно, после этого я просто вынужден был прижаться к двери так, чтобы услышать по максимуму. Я еще не знал, как девочки общаются друг с другом без мальчиков. Оказалось, что они общаются грубовато.

Даже нежная и спокойная Мила говорила вещи вроде таких:

– Я знаю, он не семи пядей во лбу, но такой симпатичный, сил нет. Глаза! У него красивые глаза! Вот я бы себе хотела мальчика только с такими глазами.

– А ты не боишься, – спросила Диана, – что дети ваши будут дураки?

Мила сказала:

– Так не всегда бывает, я это уже прочитала. Это – генетика. Вещь очень непредсказуемая.

Фира сказала:

– Но все-таки более или менее предсказуемая. У жены папиного друга шизофрения, и у их сына шизофрения. Я не то чтобы отговариваю, нет. Ну, потанцевать с ним можно.

Я встал перед моральной дилеммой: сказать Ванечке о чувствах, которые испытывает к нему Мила, или нет?

С одной стороны, дружба требовала от меня решительных действий, с другой стороны, выдавать чувства девочки – определенно непорядочно.

Я решил молчать. Но, не скрою, что это решение дало мне моральное право и дальше слушать, что говорят девочки.

Диана сказала:

– Мужики любят яркие губы, потому что в древности, если у женщины были губы измазаны в ягодном соке, значит она была зоркой и умной. Могла найти ягоды и знала, какие съедобны. Понятно?

– Бред какой-то, – сказала Валя.

– Нет, вот так вот и было, я говорю!

Я хорошо представлял Диану с ее высоким хвостиком, перехваченным яркой резинкой, в ее короткой юбке, открывавшей загорелые коленки. Я представлял, как она стоит на кровати, высоко вскинув голову, и активно жестикулирует, усиливая свое красноречие.

Иными словами, она проводила агитацию.

– Вы слишком зашуганные, – говорила Диана. – У меня есть опыт, я два раза целовалась с Кирюхой, вы его не знаете. Но это не важно. Я вам вот что скажу. Вы все трое как бы овцы. А надо быть хищницами. Держать себя как бы. Вот эту всю свою внутреннюю…

– Интеллигентность, – сказала Мила.

– Да, ее. Внутреннюю интеллигентность, короче, надо припрятать. Потому что дискотека – это джунгли. Представьте, что это ваш последний шанс! Жизнь-то проходит! Жизнь!

– Да, – согласилась Фира. – Жизнь, судя по всему, очень скоротечна.

– Это может быть ваш последний шанс, бабоньки.

Меня всегда забавляло, что люди думают, будто мой язык абсолютно выхолощенный, заимствованный и искусственный. Все мы говорим словами, которые заимствуем у взрослых, и наделяем наши слова интонациями, которые заимствуем у взрослых, и даже наши мысли создаются из того, что было нами услышано от взрослых.

Так что Диана – искусственная конструкция не в меньшей степени, чем я. И точно так же подражает своей маме, тетушке или бабушке, как я подражаю книгам и брошюрам.

И в этом нет ничего обидного, наоборот, такие вещи показывают, что мы, люди, тесно друг с другом связаны. Между всеми нами протянуты невидимые нити. Прочитанная книжка связывает ребенка с писателем, просмотренный мультфильм – с режиссером и художниками, подслушанный разговор – с теми, кто его вел. Человек получается не сам по себе, а путем сложного взаимодействия со множеством других людей.

Это прекрасно. Это очень меня вдохновляет.

Но вернемся к Диане и девочкам.

Фира сказала:

– Мне кажется, мальчишки такого энтузиазма не испытывают.

И правда. В нашей комнате к предстоящей дискотеке относились спокойно. Даже Боря, которому явно нравилась Фира, не проявлял особенной нервозности. Дискотека не воспринималась нами как эпохальное событие, и все волнение, связанное с ней, в основном сводилось к тому факту, что мы будем выглядеть глупо.

Я, кроме того, хотел увидеть Маргариту. Но только увидеть, честное слово!

Девочки же были настроены до крайности решительно.

– Значит так, – сказала Диана. – Держимся вместе, чтобы над нами не смеялись. Медляк обычно на пятой песне.

– На пятой? – переспросила Валя.

– Но потом, – сказала Диана. – Через каждые три песни. Но не обязательно каждый медляк танцевать с одним и тем же мальчиком.

– Как-то это легкомысленно, – сказала Фира.

– Да ладно, потанцуешь с Борей, потанцуй и с Володей!

– Я бы поостереглась, Боря темпераментный.

– Да их в этом возрасте еще ничего особо не интересует, – сказала Диана. – Они не знают, что такое серьезные отношения!

– Да и с кем еще танцевать? С Андрюшей?

– У Андрюши всегда потные ладошки, фу!

– А по-моему, он симпотный, высокий такой, – сказала Диана.

Валя сказала:

– А они вообще захотят танцевать?

– Скажу тебе честно, подруга, не особо-то они и захотят танцевать. Были б тут пацаны постарше. Но, короче, могу пригнать Кирюху. Ему тоже двенадцать, но он у меня на крючке. Сделка такая: вы нам конфеты купите, мы с ним разделим, а он с вами танцует, чтоб вы как лохушки не стояли.

– Нет, – сказала Мила. – Танцевать все-таки надо по любви.

– Ой, девочка-скрипачка, жизнь тебя еще научит.

– А можно мне розовые тени?

– Мила, у тебя какие глаза? Карие. Вот тебе точно нельзя розовые тени. Можно Вале.

– Подождите, – сказала Валя.

Я тут же отскочил от двери, но и Валя оказалась стремительной.

Я думал, увижу ее уже нарядной, но Валя была в своей обычной форме, только галстук развязан. Глаза ее, как это часто пишут в художественной литературе, метали молнии (теперь я понимаю это выражение).

– Ты что-нибудь слышал?!

– Нет, – сказал я. Это вырвалось у меня само собой. Я очень не одобряю ложь, но тут, к сожалению, невольно солгал.

Девочек в комнате я не увидел, дверь лишь немного приоткрылась, но я почувствовал сладкий конфетно-косметический запах.

Валя сказала:

– Ты – идиот.

И больно наступила мне на ногу.

Я оскорбился.

– Ты думаешь, если ты девочка,