Знак чудовища - Роман Афанасьев

Ответ он получил мгновенно. Арли поднялась на цыпочки и звонко, на весь зал, поцеловала Сигмона в щеку. Терат побледнел от злости, как простыня, а Шаил, стоявший за спиной Арли, хмыкнул.

— Дуэль! — возвестил Фуат. — Решение принято. Расступитесь, Старшие! Дайте им место. Пусть схватятся один на один, сила на силу, как это не раз было в этом замке.

Вампиры поспешно расступились, освобождая зал, и отошли к столам. Большинство сразу же наполнили бокалы, предвкушая занимательное зрелище. Последней ушла Арли, сжав на прощание руку Сигмона. Слов не понадобилось. Тан знал, что будет биться за Арли, не за то, чтобы нарушить планы Тасмата, как наверняка полагал Шаил, а — за нее. И она это знала.

Теперь в центре зала остались только Терат и Сигмон. Они встали лицом к лицу, готовясь вступить в схватку. Братья Теум вложили клинки в ножны и подошли ближе. Терат медленно расстегнул пояс и отдал Фуату вместе с клинком. Сигмон, надеявшийся заполучить обратно свой меч, поджал губы. Вот, значит, как проходят дуэли упырей.

Фуат взглянул на тана, покачал головой, но ничего не сказал. Братья отошли к столам, и Сигмон остался один на один с вампиром, со Старшим, главой клана. И он не жалел об этом. Зверь просился наружу, он требовал свободы, и Сигмон знал, что нужно делать.

— Начинайте! — крикнул Фуат.

* * *

Сигмон не раз слышал о магическом взгляде вампиров. Это было непременной частью легенд. В них упыри обязательно должны зачаровать человека, глядя ему в глаза, а потом делать с ним все что угодно. Но после беседы с Арли тан не знал, правда ли это или ложь. Слишком многое в историях о вампирах оказалось вымыслом. Но — не все.

Терат, кусавший губы от ярости, не бросился на врага, как ожидал тан. Он остался на месте, усмирил свой гнев и поймал взгляд Сигмона. Тот не стал отводить глаз. Вампир смотрел на него, сверлил взглядом, старался поразить им противника, как клинком. Глаза у Терата оказались черные, бездонные, как ночное небо без звезд. Из них исходила сила, подавляющая волю, туманящая рассудок… Сила упыря. Сигмон чувствовал ее касание, он ощущал всем телом, как его опутывают липкие нити вампирского взгляда. Но глаз не отводил. Чудовище, что сидело в нем, только готовилось к ответу.

Когда Терат прищурился, словно пытаясь пронзить врага взором, тан постарался в ответ выплеснуть из себя всю боль и ярость, всю ненависть рода, человеческого к древнему роду упырей. Вампир отшатнулся и отступил на шаг. Лишь на мгновение он отвел глаза, но этого оказалось достаточно. Напряжение исчезло, и магия упыря пропала. Терат попытался снова поймать взгляд соперника, но Сигмон лишь усмехнулся в ответ. Он действительно не человек, он изменился не только снаружи, но и изнутри, и магия вампирского взгляда оказалась бессильна. Взбешенный Терат понял это, зашипел от злобы, пригнулся и прыгнул к Сигмону. Вампир двигался так быстро, что за его движениями сложно было уследить. Он за миг превратился в расплывчатое пятно, но тан был к этому готов. Уворачиваясь от растопыренных рук, он даже испытал облегчение: минуту назад ему казалось, что вампирская дуэль состоит лишь из обмена взглядами и ему не удастся добраться до старого упыря.

Тот яростно атаковал, пытался дотянуться до горла Сигмона. Двигался упырь быстро и уверенно, но тан ни в чем не уступал ему: не только не давал коснуться себя, но и пытался ударить сам. Терат, встретивший неожиданно сильного противника, шипел и брызгал слюной.

Когда он прыгнул, целя растопыренными пальцами в глаза, тан отступил, попытался ударить сам, но взметнувшийся плащ вампира накрыл его голову. Сигмон метнулся в сторону, но опоздал: Терат ухватил его за плечи и сгибом локтя прихватил шею, прямо поверх плаща. Сигмон попытался вырваться, но вампир держал крепко, умело, все крепче сжимая горло. Тогда тан ударил локтем назад и почувствовал, как чужая плоть дрогнула. Тогда он ударил еще и еще, освободился от плаща, добавил коленом в пах, рукой в голову и напоследок со всей силы пнул вампира босой пяткой в живот.

От удара Терата отбросило на пару шагов, он упал и проехался на спине по вощеному паркету до самых каменных ступеней. Замер. Тан остался на месте, побоявшись преследовать его: понял, что это уловка.

Вампир с криком ярости вскочил на ноги, содрал с себя плащ, скомкал его и бросил на пол. Потом повернулся к тану, чуть присел и скользнул вперед.

Сигмон попятился. Терат изменился, он принял облик, тот самый страшный облик упыря, что Сигмон видел у Риго и Арли.

От благородного лорда не осталось и следа. На тана смотрело серое лицо с ноздреватой кожей, напоминавшей кухонную терку. Глаза вампира утонули в складках шелушащейся кожи, а от носа остались лишь две большие дыры. Клыки теперь торчали и сверху и снизу. Длинные, острые, они подрагивали, словно им не терпелось впиться в теплую плоть.

Терат зашипел и медленно двинулся вперед, выставив руки перед собой. Они тоже изменились. Из кружевных манжет торчали серые лапы, увенчанные длинными и острыми когтями, похожими на изогнутые ножи. Увидев их, Сигмон оскалился, как дикий зверь, — они напомнили когти демона, которого он прикончил в подвале Фаомара. Но тогда у него был меч, крепкий надежный меч, что мог располосовать любого врага.

«Мои пальцы — железные крючья, — сказал Сигмон про себя, чувствуя, как холодеют ладони. — Стальные штыри, что вбивают в стену. Когти».

Изнутри поднялась горячая волна, захлестнувшая тана с головой, глаза застил красный туман. Он готов был вцепиться в вампира зубами, кусать его, Драть на части голыми рукам. Зверь внутри него рычал и бился, требуя, чтобы его выпустили на свободу.

Наклонив голову, тан двинулся навстречу Терату, растопырив пальцы, словно и у него отросли когти. Вампир не выдержал первым. Он взвизгнул и бросился на тана. Они встретились ровно посреди зала, напротив черного трона.

Теперь никто из них не защищался. Это была не схватка — свалка. Обезумевшие от ярости Терат и Сигмон драли друг друга когтями, как ополоумевшие по весне коты, рвали в клочья, не замечая ран не обращая внимания на боль. Каждый стремился первым добраться до глотки врага.

Сигмон чувствовал, как рвется плоть вампира. Окаменевшими пальцами он выдирал из тела врага куски, рвал серую рожу. Ему было легче: когти вампира бессильно скользили по новой чешуйчатой коже, прикрывавшей тело тана, как кольчуга. Но она закрывала не все: левая рука Сигмона вмиг оказалась разодранной от кисти до локтя, щека порвана, а кровь из рассаженной брови заливала глаза.

Но он не сдавался. Зверь, сидящий внутри, рвал врага когтями и рычал, как волк. Сигмон стал зверем — настоящим хищным зверем, и он был на вершине блаженства. Он был готов продолжать драться вечно, до тех пор, пока от одного из них не останутся только кровавые ошметки. Он наслаждался своим гневом.

Та его часть, что еще помнила Сигмона ла Тойя, ужаснулась. Тан вдруг понял, что это кровавое пиршество устроил не он. В этой кровавой драке он почти и не принимал участия. И когда когти Терата снова царапнули по голове, выдирая клок волос, он опомнился. Алый туман, стоявший перед глазами, исчез. Осталась только кровь на лице, теплая, алая, зовущая к бою. Но тан пришел в себя, усмирил зверя и очнулся. Ярость ушла, и вернулось ледяное спокойствие схватки. Сигмон словно взглянул на себя со стороны и вновь ужаснулся — своему безумию. Он вел себя, как дикий зверь, а не как человек. С этим пора было кончать.