На руинах - Галина Тер-Микаэлян

— Здесь все по-французски, — листая проспекты, смущенно возразил Алексей.

— Просмотрите рисунки, а попозже к вам зайдет переводчик — все, что нужно, он вам переведет, а потом поездит с вами по городу, покажет Париж. Кстати, я открыл счет на ваше имя в одном из парижских банков — возьмите кредитую карту и походите по магазинам. Кроме того, вы должны выбрать подарок для себя лично — фирма хочет сделать вам презент на ваш юбилей.

— Юбилей?!

— Вам скоро исполнится сорок, вы забыли?

— Ах, да, даже и забыл. Но ведь и вам тоже — вы ведь, как и я, с пятьдесят первого.

Самсонов нахмурился.

— Да, но кроме вас об этом никто не знает — для всех мой сорокалетний юбилей давно миновал.

— Но ваша семья…

— Кто будет отмечать юбилей давно умершего человека? — внезапно лицо его разгладилось, глаза вспыхнули, и он слегка подался вперед к Алексею. — Знаете, вам одному я могу об этом сказать: я видел своих детей, даже говорил с ними.

— Видели своих детей? Неужели? — в голосе Алексея звучала искренняя радость. — Так вы им сказались, они все знают?

— Нет, что вы — один знакомый по моей просьбе пригласил их в ресторан, мы посидели, побеседовали. Знаете, я был потрясен — сыну ведь было всего десять, когда… А теперь он оканчивает университет, увлечен математикой и физикой. Правда, на девчонок не смотрит и утверждает, что любовь и прочее — ерунда, недостойная настоящего ученого.

Алексей негромко засмеялся.

— И сколько же ему?

— Двадцать один.

— Еще совсем ребенок. Ничего, придет время — влюбится. Главное, чтобы хорошую девушку встретить.

— А дочки какие большие! — светясь радостью, продолжал Самсонов. — Я ведь, помню, как сам им косички заплетал, а теперь им уже по семнадцать, красавицы! У одной даже приятель есть — тоже с ней был в ресторане. Хороший парень, мне понравился.

— А вторая?

— Вторая серьезная, собирается стать врачом. Мы с ней весь вечер танцевали, беседовали обо всем на свете.

— Смотрите, чтобы не влюбилась в вас, — пошутил Тихомиров, — вы ведь молодой, красивый, элегантный — закружите голову собственной дочке.

Самсонов смутился.

— Знаете, возможно, вы правы — я, кажется, сделал глупость. Перед отъездом в Париж страшно захотелось еще раз кого-нибудь из них увидеть — подъехал к выходу метро, из которого они обычно выходят, и стал ждать. Тут ее и увидел — она провожала своего двоюродного брата. Потом пошла, а я подъехал, пригласил сесть в машину. Часа полтора, наверное, катались по городу и общались. Знаете, такая умница, такая замечательная девочка, у меня просто сил не было с ней расстаться — поверите, на поездку в Париж хотел плюнуть! Но мне под конец тоже показалось, что я пробудил в ней не дочерний интерес — хотела даже, чтобы я ее поцеловал, губки подставила. Конечно, поцеловал — в лобик и в щечку.

Алексей покачал головой.

— Тогда вам уже по-другому нельзя — или признаться им, или вообще больше туда не показываться. У девчонок ведь как — вобьет себе в голову, что кто-то ей нравится, и начинает ночами замки строить. А если этот человек целоваться с ней не хочет, отстраняется, так сразу мысли: «Почему? Значит, я ему противна. А вдруг я не такая, как все?». И прочее. Особенно у серьезных так бывает. У меня одна дама стриглась, психолог, так она рассказывала, что это называется «комплекс». Говорит, потом время, конечно, лечит, но след на всю жизнь может остаться.

Побледнев, Самсонов вскочил и в волнении заходил по комнате.

— Вы правы, тысячу раз правы! — воскликнул он. — Надо взять себя в руки, больше я к ним не покажусь, не позвоню, даже близко не подойду! Конец! Я умер и должен себя вести, как подобает мертвым.

— По мне, так лучше бы признались — со спокойной душой расцеловали бы дочек, с сыном о жизни поговорили. У вас ведь еще двое деток есть?

Стиснув зубы, Самсонов покачал головой и бессильно упал в кресло.

— Те — уже не мои, — глухо произнес он, — они носят фамилию другого человека, зовут его папой. Он воспитывает их, любит, как родных детей, и никто никогда не скажет им правды. Но эти трое… Мы с ними сидели в ресторане, беседовали. Сын в разговоре о чем-то вдруг вспомнил: «Еще папа тогда был жив». Они помнят меня!

— А жена ваша с ними живет?

— Нет, они с мужем в Ленинграде — воспитывают сыновей.

— Тогда вы можете ей и не объявляться, чтобы не встревожить, только детям скажитесь. Детки ваши уже взрослые, вы с ними все можете решить промеж собой, они поймут.

— Знаете, воскресать, как и умирать, не очень-то легко.

Из хроник Носителей Разума.

В шестой раз после Катастрофы Планета начала обходить греющую ее Звезду и прошла уже одну треть полной траектории. Система прогнозирования указывает: именно то, что Носители Разума считали величайшей Удачей эксперимента первобытных Выживших, может явиться препятствием к осуществлению наших замыслов.

Разумные Материки, слившиеся до Катастрофы с Носителями Разума, могут нам помешать, и они же способны помочь, создав жесткую систему причинно-следственных связей, которая устранит препятствие. Если оно не будет устранено до того, как в шестой раз замкнется траектория, Носители Разума никогда не овладеют Планетой.

Ранним утром девятнадцатого августа Самсонов приехал к Алексею домой. Пройдя в бывшую комнату Феодосии Федоровны и усевшись на диван напротив портрета юной Доси с метелочкой, он спросил:

— Вы не хотите совершить маленький вояж?

Разбуженный его визитом Алексей запахнул наспех наброшенный халат и, присев на краешек стула, растерянно похлопал сонными глазами.

— Я как-то не совсем… Что-то случилось?

— Вы что, радио не слушаете?

— Да я как-то с утра не включаю — у соседей за стеной маленький ребенок, и…

Не дав ему договорить, Самсонов прибавил звук висевшего на стене маленького приемника. Ошеломленный Алексей слушал речь вице-президента Янаева:

«В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения…Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества. Циничная спекуляция на национальных чувствах — лишь ширма для удовлетворения амбиций…

…Сегодня те, кто по существу ведут дело к свержению конституционного строя, должны ответить перед матерями и отцами за гибель многих сотен жертв межнациональных конфликтов. На их совести искалеченные судьбы более полумиллиона беженцев. Из-за них потеряли покой и радость жизни десятки миллионов советских людей, еще вчера живших в единой семье, а сегодня оказавшихся в собственном доме изгоями…