Все дело в платье - Татьяна Веденская

– Почему я должна?

– Потому что… я виноват и не собираюсь оправдываться. Я столько пережил за этот месяц! Без тебя… Знаешь, в первый момент я только хотел знать, как ты все выяснила. Я не мог понять, я так много не понимал про тебя. Мне казалось, ты меня не любишь. Я боялся, что ты все еще любишь Роберта своего омерзительного.

– Не такой уж он и омерзительный. Просто человек, – пробормотала Маша. – Но я не любила его по-настоящему, наверное, ни дня.

– Маша, ты должна простить меня, потому что ты простила его.

– Что? – вытаращилась на него Маша. – О чем ты? Кого я простила?

– Роберта. Я все знаю, он мне все рассказал. Я ведь довольно быстро выяснил, кто рассказал тебе о парке. Роберт и Оля разошлись, кстати.

– Я знаю.

– По его инициативе, что было самым странным. Оля уволила его.

– Все-таки уволила?! – вздохнула с огорчением Маша.

– Да. Я, наверное, ничего не понимаю в людях. Как ты смогла простить его? Он украл чужой проект, выдал его за свой, он стер все файлы, над которыми ты работала несколько месяцев, только чтобы защитить себя от увольнения и позора. Вместо этого он подставил тебя. Ты чуть не потеряла все.

– Он сам тебе так сказал?

– Он рассказал мне все. Конечно, ты его любила! Куда сильнее, чем меня.

– Он совершил всего одну ошибку. Он всегда жил только своей работой. И он пытался защитить меня от увольнения.

– Разве этого достаточно?

– А разве не то же самое сделал ты? Уничтожил результат моей работы за год? И даже не удосужился мне об этом сказать? – нахмурилась Маша. – Разве это как-то отличается от того, что сделал Роберт? Отчего ты судишь его, но так милосерден к себе?

– Ты права, Маша. Права. Но ведь я тоже совершил только одну ошибку. И я не могу жить без тебя. Я не собирался тебе врать, я только искал подходящий момент.

– После свадьбы? – фыркнула Маша.

– Или после годовщины? – улыбнулся Николай.

– Или после того, как я выйду на пенсию? – хмыкнула Маша.

– Прошу тебя… Я не знаю, как сказать, чтобы не прозвучать банальным героем «мыльных опер».

– Я полюбила «мыльные оперы».

– Я люблю тебя. Очень, очень сильно люблю тебя. И если для того, чтобы быть с тобой, нужно отказаться от моей семьи с их амбициозными планами – я так и сделаю. Я… я уже так и сделал.

– О чем ты? – смутилась Маша.

– Я ушел из проекта «Раздолье». И из других проектов ушел. То есть я собирался уйти.

– Ах, собирался, – процедила Маша. Все это – пустые слова.

– Когда я сказал отцу и дядьке, что не буду вести дела так, как хочет Оля, они ругались, как черти. У Ольги очень хорошая коммерческая жилка, знаешь ли. Но тут, ты совершенно права, речь идет о том, что мы формируем будущее и этого места, и этих людей. Неважно, что на парке заработаешь меньше. Ведь можно заработать на другой инфраструктуре. Можно сделать проект парка с историческим уклоном, делать там исторические реконструкции, подписать соглашение с Министерством образования, сделать что-то вроде нового Коломенского. Там ведь, как оказалось, в свое время была усадьба одного графа. Можно было бы восстановить русский быт. Проводить фестивали.

– Для чего ты мне это рассказываешь?

– Проект загородного клуба остановлен. Мы вернулись к первоначальной концепции парка. Только с этим условием я продолжил работать над девелоперскими проектами за городом.

– Ты это серьезно?

– Считай это свадебным подарком, – улыбнулся он. – Если, конечно, ты меня любишь и все еще хочешь за меня замуж.

– Я… я очень тебя люблю, – еле выдохнула Маша, но еще раньше, чем она успела договорить, Николай закрыл ей рот поцелуем. Только оказавшись в его объятиях, Маша призналась себе, наконец, что просто не смогла бы жить без этого мужчины, что простила бы ему все, что угодно, лишь бы вдохнуть этот знакомый запах, почувствовать его колкую щетину на своих щеках.

– Идите за стол, до Нового года осталось пять минут! – закричала мама так, что и Николай, и Маша подпрыгнули на месте, и тут же бросили целоваться, поспешили в кухню, где их уже ждал полностью накрытый стол, разложенные по тарелкам салаты, бутербродики с маслом и красной икрой, холодец, рядом с которым заботливо разместили горчичку и домашний самодельный хрен.

– Маша, мы все вам положили. Мы не могли больше ждать! – и мама поспешно принялась откручивать алюминиевую проволоку с пробки от шампанского. Николай тут же снова подскочил с места.

– Позвольте мне, – попросил он тоном, не допускающим возражений, и Татьяна Ивановна покорно отдала ему бутылку. Он открыл ее буквально за одну минуту, мастерски выпустив пробку так, чтобы ни капли шампанского не пролилось на пол.

– Вот странно! – рассмеялась Маша, счастливое лицо которой походило на лампу искусственного света. Она сияла.

– Что странно? – полюбопытствовал Николай, разливая шампанское по бокалам.

– Я думала, ты ничего никогда не делаешь сам. Ведь для шампанского всегда есть официанты.

– Ты многого еще обо мне не знаешь, моя принцесса, – заверил ее Николай, поднеся бутылку к ее бокалу. Маша положила ладонь на его поверхность и покачала головой.

– Ты обо мне тоже, поверь, – сказала она и улыбнулась. Николай посмотрел на нее растерянно и безо всякого понимания. Машина мама поняла все куда быстрее.

– Маша, ты что, беременна? – воскликнула она, вскакивая из-за стола.

– Маша? – спросил Гончаров, интонация пошла вверх вместе с бровями.

– Что? – ответила она, улыбаясь. – И икру я тоже не буду, и холодец.

– МАША!!! – крикнул Николай, отставляя бокал в сторону. – Говори прямо, ты что, посмела скрыть от меня ТАКОЕ???

– Я всегда говорила, что отлично играю в «Мафию»! – заявила та, протягивая руку к минералке. Немая сцена неожиданно оказалась дополнена возникшей вдруг паузой в телевизионной передаче. Тишина на несколько секунд вдруг стала совершенно полной, а затем вдруг в этой тишине ударили куранты. Начался Новый год.

– Ты что, не понимаешь, мама? – чуть не рыдала Маша, глядя в глаза Татьяны Ивановны. – Все дело в этом свадебном платье. Оно так сделано, что я в нем и трех шагов не пройду!

– Но ты же сама выбирала. А я тебе говорила, что такое платье не подходит для зимнего сезона, – резонно возражала мама, разглядывая чудесное белое атласное платье с воздушной органзой, расшитой вручную. Прозрачная, дымчатая ткань слоилась и ложилась нежными волнами, подчеркивая изящество худеньких плеч, гибкость рук, тонкость талии. – Но тебя же не переубедишь! Ты же хочешь выглядеть как принцесса.

– Я хочу, чтобы Коля… – Маша запнулась, не зная, как выразить словами все то, что она чувствовала в этот день, о чем думала весь последний месяц, прислушиваясь к изменениям, происходящим внутри ее тела. Да, она чувствовала себя, как Золушка, нечаянно попавшая в сказку. Николай вернулся и больше не отходил от Маши ни на шаг. Он был настолько рад неожиданному известию о Машиной беременности, что готов был ее на руках носить. А после того, как они с Машей посетили врача и вместе посмотрели на то, как бьется маленькое сердце их ребенка, Гончаров окончательно ополоумел и решил, что выражение «носить невесту на руках» требует буквального понимания. Он боялся, что Маша поскользнется, боялся пускать ее одну в лифт, не переносил того, как лихо она поднимается и спускается по ступенькам в офисе уже ожившего, стучащего молотками, гудящего грузовичками со строительными материалами поселка «Русское раздолье». Первая очередь жителей уже вовсю овладевала своими домами. Кое-кто из самых смелых даже организовал что-то наподобие гриль-пати, вечеринки на морозе, которая плавно перекочевала в офис – все-таки минус двадцать по Цельсию ощущается даже после нескольких бутылочек горячительного.