Алиса в Итакдалии - Тахира Мафи

– Но, Оливер! – воскликнула Алиса, сжимая его руку, – я не любила тебя не поэтому, а потому, что ты был заносчивым, злобным и жестоким грубияном!

Оливер застонал и сделал попытку подняться.

– Погоди! – сказала Алиса, хватая его за тунику. – Это еще не все.

Мальчик смерил ее страдальческим взглядом.

– И дальше будет лучше, – поспешно добавила Алиса.

Оливер заколебался, но все же сел обратно на диван.

– Ладно, – кивнул он, – продолжай.

– И посмотри на себя сейчас! Я в жизни не встречала такого милого, доброго и преданного человека. Кому бы ты теперь не понравился? Уверена, родители будут обожать тебя и без всякого убеждения. Лично я считаю тебя чудесным, и ты можешь быть уверен, что это правда. Никаких обманок и уловок.

Щеки Оливера пошли красными пятнами.

– Ты правда считаешь меня чудесным?

Девочка просияла и кивнула.

Оливер отвел взгляд и что-то неразборчиво пробормотал. Теперь он тоже улыбался – глупейшей улыбкой, надо признать, – но Алиса улыбалась ему в ответ еще глупее, и так они сидели добрых две минуты, пока девочка внезапно не поняла, что у нее впервые в жизни появился лучший друг.

Эту секунду она не забудет никогда.

* * *

Наконец Оливер откашлялся.

– Ну, свои секреты я тебе рассказал. А ты поделишься своими?

Алиса закусила губу и уставилась в пол. Сердце девочки начало отбивать чечетку.

– Ты уже знаешь мои секреты, Оливер. Незачем их повторять.

– Все равно не понимаю, – сказал мальчик. – Почему ты отрицаешь такой удивительный талант? Чем он тебе не нравится?

Ну вот.

Вот они и добрались до главной ее беды.

Таланта, который она не хотела, не просила и отвергала с такой яростью, будто у нее вообще не было магического дара. А все потому, что он не действовал там, где требовался больше всего. Алиса хотела рассказать Оливеру правду – но боялась, что тогда расплачется, а плакать она категорически не собиралась. Однако момент для признания был более чем удачный, а Оливер заслужил право знать.

– Ну ладно, – сказала девочка. – Как тебе известно, я умею менять цвета вещей…

По позвоночнику Алисы пробежала дрожь. Она не говорила об этом с тех самых пор, как исчез отец.

Оливер легко сжал ее руку.

– Я могу поменять цвет чего угодно. Неба. Солнца. Травы, камней, деревьев и листьев. Всего, чего захочу. – Голос Алисы стал тише. – Могу превратить ночь в день и день в ночь. Могу изменить цвет воздуха, которым мы дышим, и воды, которую мы пьем.

– Но не меняешь, – заметил Оливер. – И я не понимаю почему. Такой огромный талант! Такой прекрасный дар, и…

Алиса ожесточенно замотала головой.

– Такой огромный талант, и все же я не могу изменить цвет себя. – Девочка смерила спутника отчаянным взглядом. – Я могу перекрасить тебя…

Алиса коснулась пальцем щеки Оливера, и его кожа мгновенно сменила цвет с оливкового на красный и зеленый – и обратно.

– …быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Могу перекрасить кого и что угодно. – Рука девочки упала. – Но не эти волосы и не эту кожу. Я не могу сделать себя хоть чуть-чуть похожей на свою семью. Знаешь, как это тяжело?

– Алиса…

– У меня нет цвета, Оливер. – Голос девочки превратился в шепот. – Ни капельки пигмента. И я совсем не похожа на своих близких.

– Но послушай, – ответил Оливер мягко, – твоим близким нет до этого никакого дела. Они любили бы тебя даже с кожей жирафа.

Алиса уставилась на ковер, едва улыбаясь уголками губ.

– Папа – возможно. Думаю, папа любил бы меня, несмотря ни на что.

– И твоя мама, – добавил Оливер. – Она тоже тебя любит.

Алиса покачала головой:

– Я не уверена. То есть… Мама была так рада, когда узнала о моем таланте. Я просила папу ей не рассказывать, но он все равно рассказал. – Девочка замялась. – А когда он исчез, мама очень изменилась. За годы без папы она сильно сдала. – Алиса сделала паузу, припоминая. – Она заставляла меня каждый день тренироваться перед зеркалом. Перекрашивать себя. Но ничего не получалось, и со временем мама оставила меня в покое. Правда, затем она вспомнила, как любит ференику…

Оливер шумно втянул воздух.

– И я стала собирать для нее ягоды. – Алиса отвела взгляд. – В общем-то больше я ни на что и не гожусь.

– Но я думал, что ференика невидимая! – воскликнул Оливер с круглыми глазами, а потом быстро добавил шепотом: – И что она не входит в ференвудский Свод дозволенных продуктов.

– Она на самом деле не невидимая, – ответила Алиса, пожимая плечами. – Просто хорошо прячется. Ягоды ференики умеют сливаться с обстановкой, так что их трудно отыскать. Но мне достаточно найти первую, чтобы изменить цвет всей поляны. Так что я собирала за раз по целой корзине.

Оливер был заметно впечатлен.

– И я не знала, что ференика не входит в Свод дозволенных продуктов, – испуганно продолжила Алиса.

Мальчик был так взволнован, что снова встал и принялся мерить комнату шагами.

– Твоя мама вела себя просто отвратительно, – хмуро сказал он и тут же шлепнул себя по губам. – Ох, прости. Я не хотел тебя обидеть. Я знаю, что это не мое…

– Все в порядке, – ответила Алиса с дрожащей улыбкой. – Маме станет лучше, когда вернется папа. Рядом с ним она всегда добрела. Хотя иногда мне кажется, что я успела разочаровать ее еще до папиного исчезновения.

Девочка вздохнула.

– А теперь единственный человек, который меня любил, сидит в тюрьме – может быть, раненый, – без надежды когда-нибудь попасть домой. Я сделаю все, чтобы его вызволить. Что угодно.

Алиса потеребила шелк юбки.

– Знаешь, – добавила она тихо, – папа всегда говорил мне, что я красивая.

Глаза девочки наполнились слезами, и она поняла, что пора остановиться. Поэтому она как можно грациознее встала, извинилась и сказала, что ей нужно подышать свежим воздухом.

Оливер не стал ее задерживать.

Однако стоило Алисе выйти наружу, как железный обруч, сжимавший ее сердце, разжался. Лес, посреди которого она стояла, поражал воображение. Солнце медленно опускалось в облака, и горизонт был расцвечен янтарными, медовыми и малиновыми мазками. Закатный свет просачивался в паутину ветвей, выкладывая на земле хрупкий золотой витраж. Лес пульсировал изумрудной зеленью, под шоколадной корой струились прозрачные соки, а пепельно-голубой воздух был напоен пронзительной свежестью. Один глубокий вдох – и слезы Алисы высохли, будто не бывало.

Девочка закрыла глаза, позволяя ветру обдуть ее щеки.