Нечаянный тамплиер. Книга 2 - Августин Ангелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С течением времени Родимцев начал сомневаться, что в простые командорства сверху вообще поступают какие-либо деньги, кроме самых ничтожных сумм на очень скромную еду для братьев и корм для лошадей. Он начал думать, что, возможно, верхушка ордена так богата именно потому, что почти ничего и не тратит на содержание орденской структуры, а только копит богатства, собираемые на местах командорами и отправляемые наверх руководству. При этом, каждый командор выкручивается так, как может, оказывая давление на местных богатых людей и собирая с них дань.
Потому все золото тамплиеров находится где-то наверху этой финансовой пирамиды и вкладывается, например, в строительство замков и резиденций в Европе. А каждый командор является кем-то вроде официального рэкетира, работающего на босса всей этой орденской мафии, в роли которого выступает сам Великий Магистр. Деньги же распределяются в интересах Тайного Капитула. Кроме денег, поступающих от командорств, верхушка ордена распоряжалась и теми немалыми суммами, которые отправлялись жертвователями из Европы на ведение крестовых походов и войны против сарацин в Святой Земле. И если бы все эти средства, поступившие за столько лет, доходили по назначению, то неприятель, наверняка, давно уже был бы побежден. Все указывало на то, что на самом верху орденской иерархии расположились воры.
Предполагал Григорий и то, что в братстве госпитальеров дела обстоят еще хуже. Помня похождения брата Гаспара, которым лично стал свидетелем, он сделал вывод о том, что если тамплиеры пополняют казну рэкетом, замаскированным под собирание законной церковной десятины, то госпитальеры и вовсе применяют рэкет наглый и ничем не прикрытый. Потому, если местное население над тамплиерами посмеивается, то госпитальеров просто боится.
Полностью отдавшись многочисленным заботам, Григорий перестал думать об опасностях. Тем более, что все меры предосторожности, вроде бы, были им приняты. В тот день он оставил своего верного коня Антония заботам конюхов, а сам поехал на пороховую фабрику на телеге вместе с ассенизаторами. Этим он старался продемонстрировать своим подчиненным, что не сторонится любой, даже самой грязной работы. Что же касалось мерзкого запаха, то к нему Родимцев уже притерпелся. Пороховое производство требовало определенных жертв, и Григорий шел на эти жертвы вполне осознанно, ежедневно подвергаясь риску, потому что в любую минуту порох мог взорваться по неосторожности персонала. Потому самые ответственные операции Родимцеву приходилось контролировать лично. Зато в народе о нем уже судачили, как о трудолюбивом аскете и чуть ли не святом.
Подчиненные уважали его не только за справедливое отношение, но и за то, что позволял им какие-то маленькие шалости, вроде отлучек в самоволки. Молодые сержанты наладили связи с местными шлюхами и убегали к ним регулярно. Даже верный оруженосец Мансур зачастил к какой-то куртизанке. Впрочем, братья-сержанты и оруженосцы аскетами не были и обет безбрачия не давали. Что же касалось братьев-рыцарей, которые давали клятву целибата, то отношения их с женщинами, если и были, то представляли собой тайну, которую тщательно берегли. Ведь по Уставу нельзя было даже целоваться с матерями и сестрами.
Многие братья-рыцари из отряда являлись суровыми ветеранами, они достигли того возраста, когда разочарование в женщинах брало верх над желаниями плотских утех. Из молодых рыцарей некоторые уже успели получить от противоположного пола сердечные раны, что и заставило их выбрать служение братству вместо личной жизни. Но, были среди шевалье и такие, которые искали любви в обществе мужчин. Например, в последнее время Григорий стал сторониться своего прежнего друга Тобиаса, потому что начал замечать за ним определенные повадки. Он отослал этого молодого рыцаря от себя, назначив комендантом опорного пограничного пункта, созданного на основе постоялого двора, расположенного на несколько миль южнее города, возле реки Иордан.
День на пороховой фабрике прошел быстро. И обратно Грегор Рокбюрн отправился пешком. Дневная жара спала, и с глади озера потянуло приятной прохладой. По дороге Григорий рассуждал об орденском Уставе, который читал накануне. Как командор, он был обязан знать основной документ братства на целых семьдесят две статьи, и Родимцев читал Устав вместо книги на ночь при свете свечи. Книгу ему подарил брат Николас, благословляя на должность. Впрочем, многое там регламентировало чисто религиозные аспекты, например, то, при каких обстоятельствах братьям следует читать молитвы и сколько раз произносить их.
Повседневные заботы в Уставе тоже регламентировались. Принимать пищу братьям следовало молча, слушая строки из Священного писания, зачитываемые капелланом. Вот только оба капеллана эту обязанность игнорировали. Вместо того, чтобы читать строки из религиозных текстов, они трапезничали вместе со всеми, ограничиваясь лишь благословением трапезы. Говорилось и о том, что мясо следует есть не чаще, чем два раза в неделю, а десятую часть пищи надо раздавать беднякам. Что тоже не особо практиковалось, потому что братия имела обыкновение съедать все дочиста. После трапезы следовало молчать, чего тоже никто не делал.
Сержантам и капелланам полагалось носить черные плащи, но они все упорно ходили в белых, потому что в черном одеянии на солнце было неимоверно жарко, и все это понимали, закрывая глаза на несоблюдение формы одежды. Изделия из золота, серебра и деньги для братьев-рыцарей были запрещены, потому все они старались подобные предметы прятать. А вот сержанты, наоборот, щеголяли в золотых цепях, браслетах и кольцах, потому что на них никто официально ограничений не накладывал. Братьям-рыцарям бороду и усы стричь запрещалось. Они и не стригли, а лишь подрезали и то, и другое кинжалами, отчего имели вид немного лихой и придурковатый. Григорий сделал из всего этого вывод, что Устав, написанный аббатом цистерцианского монастыря Бернардом Клервоским, дядей Андре де Монбара, одного из основателей ордена, давно уже устарел, и почти не соблюдался, существуя больше «для галочки».
Было уже темно, когда Григорий оказался один в небольшой пальмовой роще на берегу озера. Он множество раз проходил через это место. За пальмами скрывались поросшие лианами развалины какого-то монастыря, разрушенного еще при Саладине и выглядевшие при свете дня совершенно безопасными, где и спрятаться почти что негде. Вдруг там промелькнула при свете луны чья-то тень. И Родимцев