Постой, паровоз! - Владимир Колычев

– Пусть приходит, – пожал плечами Зиновий.

Сначала пожаловала Лидия Васильевна, за ней появилась Светлана Афанасьевна, после – Татьяна Ильинична. Те потащили к Зиновию своих родственников и знакомых. А он все видел, все говорил. Ставил диагнозы. Но за лечение не брался. Это уже чистой воды шарлатанство.

Денег он не брал, но от продуктов не отказывался. В конце концов, должен же он был как-то кормиться. Не сидеть же на шее у бедной во всех отношениях женщины.

Валентина, дочь Дарьи Тимофеевны, появилась в конце недели. Немолодая, но еще сочная женщина. Сорок пять – баба ягодка опять. Пахло от нее болотными ягодами. А сама она напоминала застоявшееся болото. Взгляд, подернутый ряской. Но взгляд начал проясняться, когда она увидела Зиновия. Загорелись глазки, на щеках пробился румянец.

– А я думала, мама какого-то бомжа-уголовника подобрала. А ты ничего мужчина…

– А ты ничего женщина, – усмехнулся Зиновий.

Валентина не была худышкой, но и женщиной в теле ее не назовешь. Стройная, фигуристая и лицом хороша. Зиновий невольно подумал о том, что неплохо бы завести с ней шашни. Подумал и тут же постарался отогнать от себя эту мысль. И дело даже не в том, что он продолжал любить Наташу. Он интуитивно боялся женщин. Как будто на роду у него написано, что от женщин одни неприятности.

– Говорят, ты тут людей лечишь.

– За лечение не берусь, – покачал головой Зиновий. – А тебя и не надо лечить. Побольше светлых эмоций и поменьше курить, тогда и давление в норму придет.

– От мамы узнал, что я курю? – нахмурилась она.

– Какая же мать такое про дочку скажет. У тебя хорошая мама. Только суетится много.

– Как же в наше время без этого проживешь? Суеты много, и мужики мрут как мухи. Это я о чем? Я вина принесла. Выпьем?

– Почему бы и нет.

Дарья Тимофеевна накрыла стол. Вино, застольные разговоры. Зиновий смотрел на Валентину, она же смотрела на него. А как стемнело, Дарья Тимофеевна сказала, что ей нужно к соседке, и вышла из дома.

– Эх, мама! Ну зачем она так? – глядя ей вслед, вздохнула Валентина.

– Как? – спросил Зиновий.

– А так! Опасно мне с тобой вдвоем оставаться…

– Неужели я такой страшный? – он простодушно усмехнулся.

– Представь себе, да!

– Не надо меня бояться. Я тебя и пальцем не трону. А то, что я сидел в тюрьме…

– При чем здесь тюрьма? – оборвала его Валентина. – Я не о том. И ты знаешь, о чем я… Ты такой! Что за сила в тебе, мужик? Ты же исполин какой-то! А насчет пальца ты не прав. Надо меня трогать. Надо! Кажется, я сошла с ума!..

Свой собственный диагноз Валентина подтвердила в тот же момент. Лихорадочно обвила руками его шею и жадно припала ртом к его губам. Горячая женщина, страстная. А у Зиновия четыре года вообще не было никаких женщин… Но не откликнулся он на зов самой природы. Мягко, но уверенно высвободился из объятий. Валентина обиделась. Села на тахту, повернувшись к нему спиной.

– Зачем ты так? Я же со всей душой.

– Мужика у тебя давно не было, оттого и просит душа.

– Не было. И не нужно было. Я диспетчером в автоколонне работаю, вокруг море мужиков, а не нужен мне никто. А тебя увидела, затмение какое-то… Необычный ты мужик, сила в тебе…

– Сила, – нехотя согласился Зиновий. – Но женщины эту силу отнимают.

Он хорошо помнил, чем закончилась для него страстная ночь с Наташей. Прозорливости лишился. Но то была Наташа. Он и сейчас готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы снова оказаться с ней рядом хотя бы на часок. Но это невозможно. Нет Наташи. И никогда не будет. Умерла она. Он точно знал, что умерла. А Валентина живет. И еще долго будет жить. Но не для него создана эта женщина. И он создан не для нее…

– Врешь ты все.

– Если бы. Извини, но я не могу.

– Ха-ха! Да я бы еще и не позволила! Хотела посмотреть, что за фрукт поселился у мамы! Вижу, что не маньяк. Вот и живи! А мне уже пора!

Валентина ушла, тихонько притворив за собой дверь. Но ощущение было такое, что дверь закрылась за ней с грохотом. Зиновий понял, что ему пора уходить из этого дома. Отверг он Валентину, и не простит она ему этого. А если и простит, то лишь после того, как добьется своего. Он бы и рад, но нельзя. Уходить надо. Подальше от суеты сует уходить. В свою обитель, где он был счастлив с Наташей. Там все будет напоминать ему о былом счастье. Там будет уютно от ощущения этого самого счастья. И суеты никакой не будет. Только тишина и покой…

Паспорт он так и не справил. Но там никто документов от него и не потребует, разве что местный «прокурор» Михаил Потапович Топтыгин… Денег нет, чтобы добраться до места. Хотя можно соорудить плот и спуститься на нем вниз по реке. С продуктами люди помогут. Завтра прием у него будет, все, что заработает, с собой заберет. А может, и сегодня он кого-нибудь примет. Кажется, Дарья Тимофеевна возвращается. Кого-то с собой ведет. Кого-то. И они, похоже, вовсе не нуждаются в его помощи. Их двое. Две девушки. Зиновий вышел из дома, чтобы посмотреть, кого ведет в свой дом хозяйка…

Тонька говорила дело – жизнь в большом городе нужно начинать постепенно. В этом смысле она – практичная девчонка. Хоть и шебутная, но выросла в полной семье: отец бухгалтером всю жизнь проработал, мать – кассиром. От наследственности никуда не денешься, вот и пытается Тонька разложить все по полочкам. Сначала с жильем нужно проблему решить, затем документы в институт подать, пока еще принимают. Ну а потом уже можно и счастья начать пытать. Тонька фотомоделью хотела стать.

Инга желала для себя того же. И на институт ей наплевать. Прямо с вокзала и пошла бы в агентство. На внешность она хоть куда – в любом агентстве с руками-ногами оторвут. Инга была уверена в себе. Жаль, что эта уверенность пришла к ней только в семнадцать лет. Надо было раньше в Загорье отправляться. Здесь жизнь бьет ключом. А в районной Знаменке если что-то и бьет ключом, то по голове. Хотя первое время после деревни казалось, что лучшего места и не сыскать. Теперь Загорье. Она уже здесь. Там, глядишь, и до Москвы доберется. А может, и до Парижа. Чем черт не шутит?

– Проходите, девочки, проходите, – открывая калитку, показала на свой дом хозяйка.

Шустрая старушка. Они с Тонькой забрели в этот квартал в поисках дешевого жилья. Дедулю одного остановили, только рты раскрыли, чтобы спросить, как эта бабуля словно из-под земли выросла. Что нужно, мол, девочки? Если комнату, то всегда пожалуйста. Сто тысяч рублей в месяц, и никаких проблем. По «пятихатке» с носа – это не так уж и много, что-то около восьми долларов. Но ведь и место не самое лучшее. Улица темная, и двор только светом из окон освещается. Мало ли какие уроды здесь водятся…

Инга увидела в дверях темный силуэт. Мужик какой-то. Нахмурилась. Она, конечно, не девочка, всякое в жизни бывало, но встреча с маньяком ее очень пугала. Ладно, если бы они просто насиловали, а то ведь еще и убивают.