Вашингтон - Екатерина Глаголева

Неприятель тоже придавал большое значение литературе и искусству для поднятия боевого духа. Фэнл-холл на Рыночной площади Бостона, где когда-то собирались патриотично настроенные горожане, превратили в городской театр и ставили там Шекспира и фарсы генерала Бургойна, открывшего в себе талант сатирика. В одном из них главную роль сыграла Салли Флаккер, свояченица Генри Нокса. Вечером 8 января Фэнл-холл наполнился офицерами в военной форме и их женами. Должна была состояться премьера сезона — музыкальный фарс, сочиненный Джоном Бургойном, под названием «Блокада». Занавес поднялся — и зал грохнул хохотом: по сцене ковыляла нелепая фигура в непомерно большом парике, волочившая за собой ржавую шпагу, — так автор изобразил Джорджа Вашингтона. Но в это самое время солдаты из Коннектикута под командованием майора Томаса Ноултона неожиданно атаковали Чарлзтаун, а англичане ответили пушечными залпами. Зрители в зале приняли это за «шум за сценой», и тут еще один комический персонаж, сержант-янки в одежде крестьянина, выскочил на сцену, крича, что мятежники «вцепились в Чарлзтаун». Публика громко зааплодировала, однако вскоре поняла свою ошибку, началась суматоха. Офицеры помчались на свои посты, некоторые пробирались прямо через оркестровую яму, топча скрипки; те, что были заняты в постановке, просили воды, чтобы смыть грим; женщины падали в обморок; генерал Хоу кричал: «Все на улицу!» Разумеется, атака была отбита.

В тот же день Вашингтон отправил генерала Ли в Нью-Йорк, чтобы обеспечить оборону этого города. Через неделю по приказу из Лондона генерал Клинтон с небольшой эскадрой отплыл на юг — подыскать удобные позиции в Каролине и, соединившись с местными шотландскими лоялистами и корпусом, посланным из Ирландии, нанести удар по мятежникам. Британский гарнизон в Бостоне сократился на полторы тысячи солдат. Вот тут бы и штурмовать город — но как? Чем?

Чтобы обезопасить себя хотя бы с одной стороны, Вашингтон провел переговоры с индейскими вождями. Лагерь тогда навестил Джон Адамс, и Вашингтон представил его своим собеседникам как члена «Большого костра совета из Филадельфии». Но «Большой костер» мог помочь ему только советом.

Ночью 14 января, когда все вокруг спали, Вашингтон, не могший сомкнуть глаз от тревоги, писал длинное и отчаянное письмо Джозефу Риду. Пороха мало, денег нет совсем, солдаты уходят, не повинуясь приказам и унося с собой казенные мушкеты; просто чудо, что британцы не пытаются напасть. «Я часто думал о том, насколько счастливее был бы, если бы вместо того, чтобы принять командование в таких условиях, взвалил на плечо мушкет и поступил рядовым или, если бы только мог оправдать такой шаг перед потомством и собственной совестью, вернулся в леса и жил в вигваме. Если я окажусь способен превозмочь всё это и многие другие сложности, которые еще возникнут, я свято поверю в то, что в этом перст Провидения, это он ослепил наших врагов».

Но на Бога надейся, а сам не плошай. Два дня спустя Вашингтон созвал военный совет, чтобы представить план «дерзкого и решительного штурма Бостона». Скептически настроенные генералы единогласно его отвергли: из-за нехватки пороха невозможно провести артиллерийскую подготовку, способную смешать ряды неприятеля; к тому же они считали, что Вашингтон завышает собственные силы и занижает численность войск противника.

Вечером 17 января возле ставки Вашингтона тяжело спрыгнул с коня измученный гонец от генерала Скайлера, доставивший самые плохие новости за последний период: американцы потерпели жестокое поражение под Квебеком, неопытные войска бежали, охваченные паникой; генерал Монтгомери погиб, а Бенедикт Арнольд, произведенный в бригадные генералы, ранен в ногу мушкетной пулей. Сколько еще ранено, убито, взято в плен — бог весть; срочно нужна помощь. В очередной раз Вашингтон почувствовал, что все взгляды с тревогой устремлены на него и от него одного чего-то ждут.

Какой Квебек? Они Бостон взять не могут!

По счастью, уже через день в лагере патриотов раздался громоподобный голос Генри Нокса, вернувшегося с победой после двух месяцев отсутствия. Ему удалось-таки доставить тяжелую артиллерию из форта Тикондерога — за три сотни миль! Почти 60 мортир и пушек, весивших примерно 120 тысяч фунтов, привезли на сорока двух гигантских санях.

Это была целая эпопея. В Тикондерогу отряд добрался быстро, уже 5 декабря, делая переходы по 40 миль в день. Обнаруженные там орудия, по большей части французские, не все были исправны. Нокс отобрал те из них, которые можно было пустить в дело, и собрался в обратный путь. Он планировал перевезти орудия на лодках по озеру Георга, которое еще не полностью замерзло, а затем переложить их на сани. Однако даже перетащить орудия из форта на берег оказалось нелегким делом. Переправа через озеро (около 40 миль) заняла неделю. Одна из трех шаланд налетела на скалу и затонула — по счастью, достаточно близко от берега. Ее удалось вытащить, починить и снова спустить на воду. Ветер переменился с попутного на встречный, приходилось часами грести до изнеможения. Местами надо было прорубать полыньи во льду. По ночам измученные люди дрожали от холода. Надежды на снег не оправдались: как назло, наступила оттепель, и быки не смогли бы тянуть тяжеленные сани по земле. К тому же по дороге к Олбани надо четырежды пересекать Гудзон, а лед был не настолько прочен, чтобы выдержать груз. Оставалось «ждать погоды». Погода действительно переменилась: поднялась пурга. К Рождеству насыпало три фута снега. Нокс пошел вперед в Олбани пешком и чуть не замерз по дороге, пока не нашел сани, запряженные лошадьми. Обоз же медленно продвигался по рыхлому, ненакатанному снегу, через поселок Саратога к Олбани, где Нокс уже долбил лунки в замерзшем Гудзоне, чтобы укрепить лед (вода из лунок должна была разливаться по поверхности и замерзать, увеличивая толщину ледяного покрова). На Новый год снова потеплело; только через неделю обоз смог начать переправу. Около дюжины саней перебрались на другой берег без проблем, но вдруг одна из самых крупных пушек провалилась под лед неподалеку от берега. Нокс потратил целый день, но вытащил ее («благодаря помощи доброго народа Олбани»), Оставалось проделать больше сотни миль через высокие, почти отвесные горы, рассеченные глубокими и узкими ущельями. Чтобы замедлить движение саней на спуске, к полозьям прикрепляли щетки и цепи. Некоторые погонщики, испугавшись опасности, отказались идти дальше; Нокс три часа их уговаривал — и уговорил. Население местных поселков, никогда в жизни не видавшее пушек, высыпало навстречу отряду, угощало местным виски и сидром, что пришлось очень кстати. В Спрингфилде, чтобы ускорить передвижение, Нокс заменил быков лошадьми. Весь груз он доставил в целости и сохранности.

В один момент настроение в лагере переменилось на боевое: теперь-то Вашингтон уже мог строить планы нападения на британский гарнизон, запертый в Бостоне.

Главным условием для атаки был достаточно крепкий лед на водной преграде, разделявшей противников. Но теперь было недостаточно морозно — от двух до четырех градусов ниже нуля. В конце января вода канала лишь подернулась тонкой корочкой льда. Вашингтон ежедневно ездил на берег и лично прыгал по льду, проверяя его прочность. Генерал даже отправился пешком на разведку к Дорчестеру вместе с несколькими офицерами, включая Нокса; два верховых британских офицера заметили их и обратили в бегство.