Метро 2033. Белый барс - Тагир Киреев

Малышка внимательно посмотрела на поцелованный мизинчик, а затем распустила ручки веером и выставила их перед Эжени, чтобы та продолжала. В тот момент Эжени разулыбалась, почувствовав себя невероятно счастливой, и поцеловала каждый из пальчиков Латики по два раза.

– Как же ты меня понимаешь! Наверное, мы с тобой одни такие – шибанутые и непонятные остальным.

– Шибанутых я видал и похуже. – Эжени обернулась и увидела Тагира, стоявшего позади. – А вот непонятных… В этом ты права – вы одни такие.

– Как ты нас нашел?

Эжени вытерла остатки слез со своих щек.

– Долго думать не пришлось. Только две такие необычные особы решат прятаться от всех в вестибюле. Тихо, спокойно и рычать никто не мешает…

– Ты это о чем?

– О слезах твоих. Прости, если обидел.

– Нет, дело не в тебе, а во мне. Отец бы не гордился мной, если бы узнал, что такое произошло…

– Да перестань ты! – Тагир присел рядом с Эжени недалеко от лестницы, заметив, как Латика снова уложила голову ей на колени и прикрыла глаза. – Мой отец вообще мною никогда не гордился! Мне кажется, даже захоти он, у него просто времени на это не было бы. Зато посмотри, сколько людей под тобой сейчас! И все внемлют твоим приказам. И если бы хоть кто-то из них сейчас не доверял твоим действиям, разве они находились бы тут?

– А вдруг у них нет выбора?

– Как говорит Хан, выбор есть всегда. Только второй вариант может оказаться неправильным… Эжени взглянула на Тагира и отблагодарила его за эти слова улыбкой.

– Как думаешь, у нас есть будущее?

Тагир быстро поднялся и оглядел сидящих Латику и Эжени. Он находился сейчас словно между двумя мирами. В одном было его непоколебимое прошлое, а в другом – сумбурное будущее, и даже неизвестно, связано ли оно с этой девушкой и девочкой или нет.

– Сейчас у меня есть только настоящее. И мне нужно спасти его…

Эжени немного расстроилась, услышав не совсем то, что хотела. Но к такому ответу она тоже была готова, к ответу, который бил точно в сердце.

– Тогда, это тебе поможет. Освоить ты успеешь только одну…

Эжени встала и протянула Тагиру вырванные из книги страницы. Тагир развернул листы. Заголовок на одном из них гласил: «Точки смерти»…

Анализируя нашу жизнь, я убеждаюсь, что только сердце может стать проводником света в этом грешном мире…

Но почему не разум?

Почему эта сложнейшая система, которой награжден человек, позволяющая ежедневно выполнять миллионы простых и сложных действий и оценивать их по собственной совести, очень часто дает сбой? Почему, даже если у человека, как обычно говорят, доброе сердце, он вполне может совершить поступок, который по его собственной оценке будет плохим? Потому что, увы, даже в самой светлой голове найдется потаенный уголок, в котором будут спрятаны самые отвратительные мысли. И в зависимости от того, алое сердце или черное, оно всегда будет бороться или потакать этим сокрытым желаниям…

В любой, даже самой чистой юрте, всегда найдется пыльный уголок, до которого не доходят руки, но который в принципе не заметен из-за собранной в ней утвари. Даже в самых аккуратных и правильных мыслях всегда найдется черновик, в котором будет собрано то, что не соответствует понятию доброты…

Эта кладовая убийственных мыслей – самый лакомый кусочек для Темного Ангела. Самая потаенная комната, дверь в которую он пытается открыть на протяжении всей жизни. И очень часто ему это удается…

Но Создатель далеко не глуп, чтобы позволять Черному Ангелу так просто играться с калиткой этой потайной комнаты, открывая и закрывая ее. Даже если эти мысли вырываются наружу, заполняя голову собой, они все равно остаются в этой голове – взаперти. И вот здесь только сердце решает – вырваться им наружу или остаться внутри…

Ометьевский лес стал той самой потайной кладовой, в которую отправлялись люди, не соответствовавшие правилам жизни, расписанным пальцем в затхлом воздухе метро, не принятые ни гарибами, ни урманами, никем бы то ни было. Эти люди были изгоями…

Записи в красной тетради

* * *

Серые, нахмуренные небеса выглядели в тот день по-особенному грозно. Переполненные дождевой водой, они готовы были взорваться в любую секунду и напрягались из последних сил, удерживая в себе влагу. Эжени оставила Тагира одного у выхода со станции и приказала ждать появления Кефера. С момента последнего разговора она держалась особняком. Не хотела, видимо, чтобы кто-то лез в душу.

Время текло очень медленно. Улицы были пусты. Покосившиеся, разрушенные дома не вызывали никаких теплых воспоминаний. Эта часть города казалась Тагиру чужой. Черные тени деревьев были единственными обитателями этой местности, а значит, здесь могло быть небезопасно.

Земля захрустела под чьими-то ногами. Когда Тагир обернулся, он увидел угрюмого, удрученного старика в чалме, с большим шрамом, уродовавшим его лицо, и седой бородой.

– Эй!

Мужчина не ответил.

– Вы – Кефер?

И снова он не ответил, молча, протянув свою руку. Бледные тени тут же заполнили глубокие линии судеб на его растрескавшейся от старости ладони.

– Я Тагир. Это вы будете меня обучать?

Старик кивнул, затем развернулся и отправился в сторону улицы Родины. Тагиру только и оставалось, что последовать за этим странным стариком.

– А далеко мы направляемся? – мужчина оглядывал пустую улицу и не обратил внимания на то, что старик остановился. По рассеянности, Тагир врезался ему в спину, но старец даже не пошатнулся.

– У меня только одно правило! Ты просто слушаешь меня и учишься! И не задаешь никаких вопросов! Любой твой вопрос станет завершающим в нашем обучении. Так что, чем больше ты будешь молчать, тем больше сможешь узнать от меня…

Старик даже не повернул голову, когда говорил все это. Он выдержал паузу, ожидая, когда информация переварится в голове Тагира, и двинулся дальше. Для пастуха все это было странным, но он быстро уловил правила игры. Старец двигался медленно и размеренно. Синее, в пол, одеяние, украшенное серебряными завитками, плавно покачивалось в такт его шагам.

– Необходимо добраться до Ометьевского леса. Там мне нужно завершить одно дело, не терпящее отлагательств. По пути я обучу тебя всему, что знаю. Тому, что не знаю, научишься сам…

Тагир кивнул, однако не был уверен, что старик это заметил.

Улица Родины была мертвой, убитой, исполосованной земляными надрывами, от которых вздымались былые постройки. Смертью было заражено каждое ответвление и каждый перекресток. Минут двадцать они шли, не проронив ни фразы – ведущий и ведомый. Ведущий шагал так, словно уже миллионы раз проделывал это именно в компании с Тагиром. А ведомый старался уловить в этом безмолвном движении хоть какой-то смысл.