Лучезарный след - Елена Суханова

– Почти месяц прошёл. Любава боится, что её могут отчислить. Попросила…

Да, наверное, дело в ней.

В коридоре показался глава. Заметил просителя. По лицу пробежала судорога.

– Милослав, опять вы?

– Милорад, – поправил Дубинин. – Велимир Боянович, тут такое дело…

Я между тем продолжала встречаться с Добрыней. Мы пару раз сходили в кино и один – на выставку светопортретов известной заокеанской актрисы. Эта актриса умерла пятьдесят лет назад, но всё ещё будоражила умы. Как и следовало ожидать, в скором времени, буквально через считанные дни, ко мне прибежала Надёжа. Что характерно – с выпученными глазами. Она доложила: теперь по общежитию ползут новые слухи. Сказывают люди недобрые, мол, Добряне Вьюжиной не хватило Славомира Гуляева. Нынче она собралась извести Доброслава Третьякова. Ну того – мелкого из Забытых, ну того – обаятельного, ну того… В общем, Добряну Вьюжину простые смертные не устраивают, ей подавай знаменитых. Вроде как амбиций полные штаны и прочее и прочее.

До чего я стала популярной личностью! Раньше никто замечать не хотел.

Вам бы, злопыхатели, мои проблемы!

Все следующие выходные я не покидала дом. Не для того, чтоб лишить пищи любителей трепать бескостными отростками во рту. А потому, что следовало поддерживать имидж постоянно спящей особы. Ведь приехала Дубининская мама. Если б я с ней случайно встретилась?

Ко мне братец её не допустил. Это плюс. Принёс всё, что мне могло потребоваться. Тоже плюс. А потом сообщил, что матушка приехала совсем ненадолго. На два дня всего. А ещё два дня она запланировала для поездки в Святогород. Чтобы всё-таки добыть для меня той самой воды из хвалёного источника. А так как на обратном пути она в Великоград заезжать не собирается, то необходимо, чтобы Милорад поехал с ней и привёз водички мне несчастной. Это минус. Я вообще-то несерьёзно говорила: «Сам поедешь». Получилось – накаркала. Как не выходящий из Чародейной летаргии человек может пить водичку? Этот вопрос Дубинин задал маме исключительно для проформы. Он знал, что она найдётся. И она нашлась. Посоветовала натирать меня. Пришлось ехать.

Когда Милорад, умаявшись с долгой дороги (добраться до источника оказалось и впрямь сложным делом), принёс мне бутылочку с чистой прозрачной водой, мы оба несколько минут грустно смотрели на неё.

Потом я спросила:

– И что мне с ней делать?

– На полку поставь.

Не могу даже злиться на него. И злорадствовать не тянет. Что он, действительно, должен был сказать маме? Врать и вправду не умеет. Бедолага. Ради этого ненужного трофея потратил два дня. Я вздохнула и пообещала, что стану натираться привезённой водой. Чтобы братец съездил не зря.

Березень-месяц переломился пополам. Жажда деятельности толкала меня ко всё более диким поступкам. Я обзванивала знакомых. Знакомых знакомых. Малознакомых. Хороших знакомых. И тех, кто близко знаком с теми, кто мне почти не знаком. Кто-нибудь из этих кого-нибудь (теоретически) хотя бы раз в жизни (ну вдруг?) мог столкнуться с волшбой, какую никто не может изгнать из тела. Что они тогда делали?

Я врала, что проблема с заклятием у моей подруги. Некоторые не верили и лезли с советами. Качественных ответов я получила мало. Обычно звучала галиматья типа умывания по утрам мочой младенца. В это бы даже Надёжа не поверила. И не стала б проверять. Несмотря на то что у неё под рукой имеется агрегат по производству необходимой мочи.

Но один способ я взяла на вооружение. Купила оберег, будто бы облегчающий телу изгнание колдовского вреда. Его полагалось носить на шее. Но я уж очень не люблю вешать на себя всякие штуки на шнурочках, потому присобачила его над кроватью. Теперь он оживлял интерьер, а в остальном, по всей видимости, болтался совершенно бестолково.

В один из дней случилось происшествие, основательно потрепавшее нервы. У меня пропала сумка. Так глупо. Я зашла днём в академскую столовую, повесила сумку на спинку стула. Отлучилась на секундочку, забрать стакан невкусного кофе с раздачи. И посетителей в тот момент в столовой находилось немного. По пальцам пересчитать. Но сумка исчезла.

Пока я хваталась за голову, бегала по коридорам, опрашивала возможных свидетелей – прошла масса времени. Концов отыскать не удалось. Да и начал тоже.

Сумка обнаружилась, когда я уже смирилась с потерей её и всего содержимого. Денег, личной грамоты (зачем таскаю с собой документы?), сотового. На другой день она лежала на полу под дверью моей комнаты в общежитии. Ничего не пропало. История показалась подозрительной, но так как никакого объяснения случившемуся я не нашла, то вскоре прекратила об этом думать.

Заснула я в тот вечер рано. Почти сразу после превращения. Около десяти разбудил стук в дверь. Открыла по старой привычке. Просто спросонья не сразу сообразила, что время уже послезакатное, а я живу ныне по другому сценарию.

Ох уж эти большие Надёжины глаза!

– Добряна, – прошептала она, втискиваясь в комнату. – Я не смотрю, не смотрю.

Я проснулась окончательно и вдруг осознала, что ей-то ничего не говорила о последствиях Лучезариных выкрутасов. Радмилка проболталась? Или сама догадывается? Скорей – первое.

– Ты знаешь, что Милорад влип в историю?

– Что? В какую историю?

– Я сегодня в Академии видела, как Славомир Гуляев разговаривал с ним в углу. Он с Милорада какие-то деньги требует. За какую-то разбитую машину.

Несколько минут мне потребовалось, чтобы оживить в памяти слова Радмилки, сложить в одну корзину Дубинина, Славомира и разбитую машину, а затем сопоставить некоторые факты.

Больше часа я названивала братцу, но всё время слышала короткие гудки. С кем можно так долго говорить? Позднее сотовый вообще оказался выключен. И тут, понимая, что не усну, я приняла решение выйти из комнаты.

Не самое разумное решение. Однако мне прямо свербило выяснить все тонкости происшествия немедля.

Около полуночи, когда в общежитии тихо и почти темно (только горят в истоках коридоров дежурные лампы), я надела халат, натянула на каждое копыто по три носка, чтобы не стучали, и вышла за дверь. До чего же неудобно всё-таки ходить на чужих ногах. То есть, наверное, можно к ним привыкнуть (как тот почтоносец), но для того пришлось бы прогуливаться после заката чаще, а я стараюсь не вылезать в это время из-под одеяла.

Я закрыла дверь и быстро прошла к чёрной лестнице, которая даже дежурно не освещалась (ах, Малина Борисовна, всё-то ты экономишь!), включила фонарик, встроенный в мобильник, и осторожно начала спускаться. Любопытно, как быстро люди к конькам привыкают? Я каталась в детстве, но поставь меня сейчас – не проеду и сажени. А к роликам? Да и чтоб на каблуках научиться прилично ходить, на них нужно не один час провести. Впрочем, кому как. Ох, мамочки, насколько я знаю, лошадь очень трудно заставить спускаться по лестнице. С другой стороны, лошадь не в состоянии держаться руками за перила. Походили бы вы, кляузники, на моих копытах…