Штормовой предел - Владимир Виленович Шигин

боевым постам. Но боцманские дудки уже тревожно пели "все по своим местам" — сигнал, от которого начинали чаще биться сердца.

— Японские пушки лупят по семьдесят пять кабельтов! — присвистнул старший артиллерист, заглянув в справочник. — Нас спасет только кратчайшая дистанция боя!

— Вот когда и проявились наши "неудачной серии выделки" пушечки! — в сердцах сплюнул за борт Владимир Николаевич. — Сюда бы того умника, что бумажечку эту подписал! Посмотрел бы я сейчас ему в глазки!

Спустя полчаса японские крейсера нагнали тихоходный броненосец…

Позднее будет установлено точное соотношение сил в том неравном бою. "Ушаков" мог противопоставить японцам лишь свои четыре десятидюймовые орудия с малой точностью стрельбы и дистанцией шестьдесят три кабельтова (по проведенным полигонным расчетам, а на деле еще меньше) и четыре 120-миллиметровых орудия. Их дальность была еще меньше — пятьдесят кабельтов. Таким образом, японцы превосходили поврежденный "Ушаков" как минимум в пять раз!

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А.А. Транзе: "Японские крейсеры "Ивате" и "Якумо", идя большим ходом, сходящимся курсом, шли на сближение. На головном из них был поднят какой-то длинный сигнал. На броненосце пробили боевую тревогу. Когда японские крейсеры, находясь сзади нашего правого траверза, были в пределе дальности наших орудий (63 кабельтова), командир приказал дать залп. Крейсеры на наш огонь не ответили. К нашему удивлению, на фок-мачте головного крейсера "Ивате" мы увидели большой русский коммерческий флаг, и, только разглядев вымпел переговоров по международному своду, поняли, что сигнал относится к нам".

На фалах головного "Ивате", идущего под флагом контр-адмирала Самимуры, взвился сигнал. Сигнальщики, лихорадочно листая международный свод сигналов, быстро отыскали нужное сочетание.

— Быстрее, быстрее, — торопил их командир. И обернулся к старшему артиллеристу: — Вы готовы к открытию огня?

— Готов, Владимир Николаевич! — отозвался тот весело.

Штурман Максимов тем временем, забрав у сигнальщиков книгу, читал флажный семафор:

— Советую сдать корабль…

— Хватит! — резко оборвал его Миклуха-Маклай. — Остальное нам знать не надо! Открыть огонь!

Полный же текст семафора выглядел так: "Советую сдать корабль. Ваш флагман уже сдался".

Ударили пушки "Ушакова". Бой начался. Не ожидавшие столь решительного отпора после сдачи небогатовского отряда, японцы долго не могли пристреляться. Умело маневрируя, командир все время сбивал им наводку. Вот получил подряд несколько попаданий и отвернул в сторону на некоторое время "Ивате". Снаряд ударил в борт крейсера, впереди кормового левого трапа, пробив в борту дыру, а затем разорвался внутри, убив три десятка японцев.

Вот завилял на курсе объятый пожаром "Якумо". Русские пушки били безостановочно. Точность их огня была поразительна, и это при их-то низком качестве! Долгие месяцы напряженной учебы и тренировок не прошли даром.

Получив сдачи, крейсера отскочили в сторону и некоторое время крутились вдалеке, не зная, что предпринять. Затем Самимура изменил тактику. Оба крейсера отошли на предельную дистанцию стрельбы своих орудий и начали обстреливать русский броненосец.

Владимир Миклуха немедленно открыл огонь по "Ивате" из обеих башен главного калибра и двух 120-миллиметровых орудий правого борта. Точные по направлению выстрелы сразу начали давать недолеты. Японцы, спустив бесполезный сигнал, ответили с дистанции около 50 кабельтовых. Недолеты и большой разброс снарядов "Адмирала Ушакова", наряду с погрешностями дальномера, объяснялись сильным износом орудий и установок. Эти недолеты заставили Миклуху повернуть для сближения с неприятелем. Вокруг броненосца мгновенно выросли столбы разрывов начиненных шимозой снарядов, по надстройкам застучали мелкие осколки.

Минут около десяти японцы, несмотря на всю легкость для них стрельбы, не могли пристреляться, и их снаряды, по большей части 3-дюймовые, давали часто недолеты, хотя и ложились довольно близко от борта.

Затем пошла небольшая серия перелетов, а за ними огонь неприятеля стал до такой степени прицельным и метким, что каждый залп приносил "Ушакову" все новые и новые разрушения.

При этом ведомый твердой рукой Миклухи "Адмирал Ушаков" постоянно подворачивал вправо — к западу, сближаясь с противником. Камимура был вынужден отходить. Одновременно "Адмирал Ушаков" поворотами сбивал японцам пристрелку, но это ухудшало и условия собственной стрельбы. Постоянные недолеты снарядов вынуждали броненосец временами прекращать стрельбу. После первых четырех выстрелов вышло из строя гидравлическое наведение носовой башни. Перешли на ручное управление. Огонь "Ушакова" сразу ослабел. А через десять минут после начала боя в броненосец попал первый крупный снаряд. Он ударил в борт против носовой башни и сделал большую пробоину у ватерлинии. Вскоре попаданием 152-миллиметрового снаряда в батарею вывело из строя правое носовое 120-миллиметровое орудие, а другой такой же снаряд вызвал возгорание и взрыв трех беседок со 120-миллиметровыми патронами.

Положение "Ушакова" становилось безнадежным. Ни скорость хода, ни дальность стрельбы его орудий не оставляли теперь ни одного шанса на успех. Броненосец то и дело дергался, как в судороге, при попадании неприятельских снарядов. Загорелась обшивка корпуса и матросские рундучки на жилой палубе…

— Обе вперед полный! — скомандовал Миклуха.

Подобного история морских сражений еще не знала! Избиваемый, обреченный на гибель корабль шел в свою последнюю атаку. Вид его был ужасен: из рваных дыр борта вырывались фонтаны огня, на палубе гулял пожар, рушились мачты и шлюпбалки. И враг побежал.

— Ага, не нравится, желтопузый, получи еще в разлуку! — кричали в азарте артиллеристы, отскакивая от стреляющего орудия.

Японцы, не подпуская к себе русский броненосец, снова отбежали в сторону от него и продолжали обстрел.

Перо писателя бессильно описать весь ужас последнего боя "Адмирала Ушакова". Поэтому предоставим слово его непосредственным участникам.

Из воспоминаний бывшего офицера "Ушакова" A. А. Транзе: "Несколько раз был он (Андреевский флаг. — B.Ш.) сбит во время боя, но стоявший под флагом часовой строевой квартирмейстер… Прокопович каждый раз вновь поднимал сбитый флаг. Когда разрешено было спасаться, старший артиллерийский офицер Николай Николаевич Дмитриев в мегафон крикнул с мостика Прокоповичу, что он может покинуть свой пост, не ожидая караульного начальника или разводящего, но Прокопович, стоя на спардеке вблизи кормовой башни, вероятно, оглох за два дня боя от гула выстрелов и не слыхал отданного ему приказания. Когда же к нему был послан рассыльный, то он был уже убит, разорвавшимся вблизи снарядом".

Из воспоминаний лейтенанта Н.Н. Дмитриева: "…Минут через 20 после начала боя было разбито правое, носовое, 120-миллиметровое орудие, а несколькими последовательно попавшими в батарею неприятельскими снарядами был произведен взрыв трех беседок с 120 патронами, вследствие чего начался сильный пожар. Этими же снарядами и взрывом беседок были произведены большие разрушения на правой стороне батареи, да и левая ее сторона была вся завалена кусками и обломками от разбитой динамо-машины и развороченного камбуза. Местами попадались залитые кровью и изуродованные до неузнаваемости трупы убитых матросов.

Через полчаса пальбы огонь обоих неприятельских крейсеров, сосредоточенный