Порою нестерпимо хочется... - Кен Кизи

– Если тебе удастся продержаться пару первых дней, считай, ты победил; если нет – ну что ж, на нет и суда нет. Куча черномазых не может заниматься этим делом, и ничего.

(Мне всегда тяжело разговаривать с людьми, если надо держать себя в руках. Ну, скажем, с Вив я каждый раз начинаю, прямо как Чарльз Бойер или еще кто-нибудь такой, а заканчиваю в духе старика, когда он объясняет шерифу Лейтону, как в этой стране нужно обращаться с красной заразой и управляться с коммуняками! А уж, можете мне поверить, свирепее этого я не слышал ничего. Когда старина Генри обрушивается на красных, страшнее этого ничего не придумаешь…)

– Единственное, о чем я тебя прошу, – не халтурь.

(Потому что Генри был глубоко убежден, что хуже красных только евреи, а хуже евреев могут быть только высокопоставленные черномазые, но хуже их всех, вместе взятых, были проклятые южные фанатики, о которых он регулярно читал. «Вместо того чтобы подкармливать их нашими северными налогами, отравить бы их всех там…»)

– Значит, берешь вот этот конец троса и тянешь его сюда. Сейчас я тебе покажу. Давай отвали. Нагнись и следи за тем, что я делаю…

(Что касается меня, я не спорил со стариком, во-первых, потому, что я не видел никаких красных в Америке, потом, меня совершенно не волновали черные, а что касается фанатиков – я тоже плохо себе это представлял… зато Вив здорово с ним сцепилась на тему всяких там расовых дискриминаций. Помню… постой, дай-ка вспомню, чем все это кончилось…)

– О'кей, теперь смотри.

Ли стоит, засунув руки в карманы, Хэнк объясняет не спеша и терпеливо, показывая своим видом, что дважды он повторять не будет, поэтому лучше усвоить сразу. Он показывает, как надеть петлю на поваленное и окоренное дерево, как зацепить ее за трос, натянутый от ворота до перекладины, закрепленной на макушке дерева. «Врубаешься?» Я киваю, и Хэнк продолжает объяснять мне мои обязанности на день. «О'кей». Хэнк дергает трос, проверяя его прочность, и ведет Ли вверх по склону к высокому пню, от которого к пыхтящей и лязгающей в семидесяти пяти ярдах лебедке серебристой змейкой сбегает более тонкий трос. «Дернешь один раз – значит „тащи“». Он дергает тросик. Резкий писк свистка на лебедке приводит в движение крохотную фигурку Джо Бена. Трос натягивается как струна. Лебедка начинает дрожать от напряжения; разъяренный рев; и бревно, подпрыгивая, начинает двигаться вверх по склону к складу. Когда оно достигает вершины, Джо Бен соскакивает на землю и, перевалившись через гору бревен, отцепляет дроссель. Один из ребят Орланда со скрипом разворачивает стрелу подъемника, похожую на скелет какой-то доисторической рептилии; Джо Бен устанавливает разинутую пасть ковша по бокам бревна, отбегает в сторону и делает отмашку. И снова огромное бревно подпрыгивает и взмывает в воздух, а Джо Бен уже во всю прыть возвращается к своей лебедке. «Джо Бену несладко приходится. Но ничего не поделаешь». К тому моменту, когда подъемник, развернувшись, опускает бревно в кузов грузовика, Джо Бен уже нажимает рычаг лебедки, и трос снова начинает разматываться. Вырывая куски дерна, он змеится по кустам к тому самому месту, где в ожидании замерли Хэнк и Ли… Я надеялся, что Хэнк объяснит еще что-нибудь, и ругал его про себя на чем свет стоит за молчание – вероятно, он считал, что сказанного довольно. Последняя минута перед началом моего Первого Дня…

(Дело в том, что все свободное время Вив читает и знает довольно много разных вещей – тут-то и коренилась загвоздка, потому что ничто так не бесит Генри, как люди, особенно женщины, которые знают что-то о вещах, по поводу которых у него уже есть свое мнение… В общем, как бы там ни было, они сцепились по поводу того, что сказано в Библии относительно всех этих расовых вопросов…)

Они смотрят, как трос подползает к ним все ближе и ближе. «А теперь, когда тебе нужно, чтобы он остановился, дерни два раза «. Компрессорный свисток издает два жалобных писка. Трос останавливается. «О'кей, теперь смотри – показываю еще раз».

(Старик утверждал, будто в Библии сказано, что все черные должны быть рабами, потому что ровь у них черная, как у Сатаны. Вив немного поспорила с ним, потом встала и пошла к ящику с ружьями, в котором у нас хранится семейная Библия с записанными днями рождения. Генри начал кипятиться, а она спокойно себе листала страницы…)

Хэнк, повторив всю процедуру сначала, поворачивается к Ли… «Теперь понял?» Я решительно киваю, продолжая испытывать некоторые сомнения. Брат Хэнк достает из кармана наручные часы, заводит их и снова пихает в карман. «Когда смогу, забегу взглянуть, как ты справляешься. А сейчас мне надо передвинуть такелаж вон на тот утес, потому что сегодня днем, попозже, или завтра нам надо будет перенести туда подъемник. Ты уверен, что все понял?»

Ли снова кивает, плотно сжав губы. «Ну, лады», – замечает Хэнк и, круша ягодные заросли, направляется к грузовику. Через несколько ярдов он останавливается и оборачивается: «Эй! Ты, конечно, не захватил рукавицы? Так я и знал. Держи. Возьми мои „. Ли ловит брошенные рукавицы и бормочет: «Спасибо, спасибо большое“. Но Хэнк уже продирается сквозь кустарник дальше…

(Вив находит нужное ей место и зачитывает: «Кровь у всех людей одинаковая», после чего закрывает Библию. Это доводит старика до такой ярости, что я подумал – он вообще больше никогда не будет с ней разговаривать, не скажет ей ни слова… Помогли только завтраки, которые она нам готовила с собой…)

Ли держит в каждой руке по рукавице, кипя от сдерживаемой ярости. «Козел ты, самодовольный козел! – беззвучно твердит он вслед брату. – «Возьми мои!» –можно подумать, он мне свою правую руку предлагает. Да я прозаложу все деньги, к которым мне суждено прикоснуться, что у него в грузовике таких еще, по меньшей мере, дюжина!»

Хэнк закончил свои наставления и удалился. Я посмотрел, как он крушит кусты и колючки, потом перевел глаза на трос, который он мне оставил, потом на ближайшее бревно и, внезапно ощутив прилив энтузиазма, который уже посещал меня ранее, натянул рукавицы и взялся за дело…

Как только Хэнк исчезает, Ли, размахивая рукавицей, снова разражается потоком ругательств – стилизованная пародия на гнев в будуаре, – но он мгновенно утрачивает всякий стиль, когда извлекает из второй рукавицы два грязных, пропитанных потом ватных катышка, при помощи которых Хэнк защищает нежную кожу своих культей…

Дело оказалось достаточно простым, простым и тяжелым физическим трудом. Но если чему полезному и учили в колледже, так это тому, что самое главное – начать: сдай хорошо первый экзамен и оставшийся семестр можешь валяться на пляже. Поэтому в этот первый день я бойко взялся за дело, надеясь, что скоро мне удастся осадить брата Хэнка, поквитаться с ним и покончить со всей этой дурацкой затеей раньше, чем я переломаю себе здесь хребет.

Первое бревно, которое он выбирает, лежит на небольшом бугорке, заросшем иван-чаем. Он направляется к нему, и маленькие алые цветочки с желтыми тычинками словно раздвигаются, уступая ему дорогу. Он набрасывает петлю на приподнятый над землей конец бревна там, где пригорок резко обрывается к каньону, и закрепляет крюк, затем в некотором недоумении отступает: «И что в этом такого трудного?..» Он дергает за провод – пищит свисток на лебедке, – бревно поднимается и едет вверх. «Ничего сложного…» Он оглядывается, проверяя, видел ли Хэнк, и замечает, что тот как раз скрывается за гребнем, откуда тянется второй трос. «Куда это он? « Ли оглядывается, поспешно выбирая следующее бревно. (Да, именно завтраки, которые нам готовила Вив…) Проходя мимо сына Орланда, Хэнк советует ему поспешить: «Ли уже одно отправил – и направляется дальше, в глубь леса… (Потому что ленч в лесу гораздо важнее, чем дома, так как к полудню всегда охватывает такой нестерпимый голод… К тому же старик и без того был любитель поесть, так что ленчи всегда превращались в значительное событие. Поэтому, когда Вив заменила Джэн на посту собирания завтраков из-за того, что та ждала ребенка, – так, по крайней мере, утверждала Вив, но я всегда подозревал, что сделано это было с целью вернуть расположение Генри, – Генри как-то перестал вспоминать и о Библии, и о черной крови. И дело совсем не в том, что Джэн собирала плохие завтраки, наоборот, это были вполне нормальные завтраки, но и только. Вив же устраивала нечто невероятное, иногда превращая их в настоящие пиры. И дело не только в том, что всегда всего было много, в них еще оказывалось что-нибудь особенное…) Второе бревно пошло не сложнее первого. И пока его отцепляли, Ли смотрит на гребень, где у якорного пня – ярдах в ста от него – заканчивается второй трос. Оттуда еще не было слышно ни одного свистка. Зато из зарослей ольхи появилась фигура с тросом на плече. И хотя на человеке был свитер совсем другого цвета, Ли вдруг совершенно ясно понимает, что это Хэнк: «Проверяет у того парня». Трос над головой начинает звенеть, и с нарастающим возбуждением Ли видит, что его второе бревно уже отцеплено и трос ползет к нему обратно. Он хватает петлю еще до того, как она останавливается, и изо всех сил тащит ее к следующему бревну, даже не удосуживаясь удостовериться, брат там или нет… (Было что-то особенное в ее завтраках – не просто бутерброды, печенье и яблоко, а что-нибудь такое, чем каждый мог похвастаться и посмаковать, сидя в компании работяг, и главное, что этих завтраков Вив начинали ждать с самого утра, а потом еще и вспоминали весь день…) Трос цепляется за корягу. Ли освобождает его, но тут же сам запутывается в ягоднике и падает на колени, ухмыляясь при воспоминании о совете Джо Бена. Однако ему удается добраться до следующего бревна, и он дергает свисток занесколько секунд до того, как из-за другого гребня тоже раздается сигнал. Издалека видно, как удивленно поворачивается Джо Бен, – он уже приготовился нажимать на рычаг, регулирующий подачу с южного гребня, и не ожидал от Ли такой скорости. «Ну парень орудует!» Джо переключает рычаги. Ли задерживает дыхание, видит, как напрягается трос у него над головой и бревно выскакивает из зарослей ягодника: он на целое бревно опережает того парня, а если считать первое, то и на два! Ну и как тебе это, Хэнк? (Именно завтраки заставили старика изменить мнение о ней…) На целых два бревна опережает!