По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Наблюдательной работой занимались в Пулкове добросовестно. Там царила истинная научная атмосфера. Но климатические условия для наблюдений там настолько плохи, что нередко приходилось «ловить» звезды в прогалинах между облаками. Бывало и так, что наблюдали под мелким дождем, выпадавшим из проходившей прямо над головой тучи, — если только нужное для наблюдения светило виднелось в стороне, в прогалине между облаками.

Бывало, что по ночам, после непогоды, небо вдруг разъяснится. Тогда, среди ночной тишины, раздается лязг цепей от поднимаемых люков, здания обсерватории ярко освещаются, а из своих квартир выходят, с фонариками в руках, астрономы к своим инструментам.

Когда же наблюдать было нельзя — а так бывало большую часть года, — астрономы сидели вечерами по домам, уткнувши носы в вычисления. А бедные жены их несказанно скучали.

Ходить друг к другу в гости считалось в ту пору не принятым. Такой порядок еще издавна, следуя заграничному обычаю, завели здесь немцы. Русские же, в первые годы по их допущении в Пулковскую обсерваторию, молчаливо этому порядку подчинились.

Допускались только двух родов исключения:

Было совершенно обязательным, соблюдая немецкую традицию, поздравлять друг друга с днем рождения. У астронома Ф. Ф. Ренца, например, наблюдавшего в ту пору затмения спутников Юпитера, над умывальником висело расписание дней, когда надо было наблюдать эти затмения и когда надо идти поздравлять кого-либо с Geburtstag’ом[196]. В эти дни, в послеобеденное время, мужчины облекались в черные сертуки, дамы тоже принаряжались; затем все, точно по данному сигналу, сталкивались у новорожденного или новорожденной, выпивали стакан кофе со сладким печеньем или с тортом и, поговоривши о погоде или важнейших пулковских событиях, спешили разойтись по своим делам. Взрослое население астрономической семьи в Пулкове составляло несколько десятков человек, а потому эти гебуртстаги повторялись довольно часто.

Сверх того, время от времени и преимущественно в русских семьях, устраивались званые вечера. Они проходили по одному и тому же шаблону: более солидные усаживались за карты, а молодежь плясала под фортепьяно или же устраивала игры. Иногда бывал еще концерт в исполнении всегда одних и тех же лиц и почти всегда по одной и той же программе. Почти обязательно выступал, например, обладавший баритоном М. Н. Морин и пел:

Затем усаживались за ужин, который, также по традиции, должен был быть изысканным. За редкими исключениями вечера эти были тоскливы своим однообразием.

По субботам — особое развлечение: топилась баня! В дневные часы полагалось париться дамам и детям; в ранние вечерние — мужчинам; затем баня поступала в распоряжение низших служащих — в таком же порядке.

Изредка астрономы получали приглашение на вечер к сторожам, это бывало в случае свадеб и подобных особенных оказий. На одном из таких вечеров пришлось быть и мне. Мы попадали в роль свадебных генералов и, понятно, прикоснувшись для вида к угощению, спешили уйти. Стол с яствами был полной имитацией столам старших служащих, только с более дешевыми сортами яств.

Комитет

Настоящим событием в монотонной жизни Пулковской обсерватории бывал один день в году, сокращенно называвшийся «комитетом».

Пулковская обсерватория в те времена официально управлялась особым комитетом, состоявшим из нескольких академиков, представителей ученых отделов военного, морского и еще некоторых других ведомств, президента Географического общества[198] и пр., под общим председательством президента Академии наук. Управление комитета обсерваторией было чисто номинальное, только почетное.

Один раз в год — в мое время это происходило в сентябре — на обсерватории происходило торжественное заседание съезжавшегося в Пулково комитета, которому директор обсерватории читал только что перед этим отпечатанный годовой отчет по обсерватории.

Этот годовой отчет чрезвычайно волновал астрономов, так как в нем директор говорил о работах каждого из них за истекший год. А так как директор обсерватории всегда имел возможность заслуги одних подчеркнуть еще больше, а заслуги других несколько стушевать, то понятно, что с появлением отчета связывалось немало надежд, радостей, разочарований и обид.

Готовились к этому праздничному дню и внешне. Еще задолго до приезда комитета находившийся в распоряжении смотрителя штат сторожей, с почтенным вахтером во главе, подчищал парк, подсаживал цветы, посыпал свежим песком аллеи, подкрашивал и подмазывал здание, а главное — так натирал и без того всегда блестящие паркеты, что по ним приходилось ходить, точно по гладкому льду.

Традиция требовала, чтобы весь состав астрономов был на торжестве во фраках и цилиндрах. Жены астрономов еще за несколько дней выветривали эти фраки от нафталина и доставали устаревшего фасона цилиндры; иные из этих цилиндров насчитывали несколько десятилетий появления из тьмы чуланов ко дню комитета. У молодежи фраков еще не было, и мы ездили накануне в Петербург, где брали напрокат более или менее поношенные и неуклюже на нас сидевшие фраки, вместе с заменявшими цилиндры помятыми шапокляками[199].

Первый «комитет» при мне был в сентябре 1893 года. За час до приезда гостей собрались мы в большом «портретном» (здесь собраны масляные портреты известных астрономов) зале обсерватории и на парадном крыльце. Фигуры — непривычно комичны, особенно устарелые цилиндры, точно взятые с картинки за полвека назад. У всех в руках только что розданные нам свежие экземпляры годового отчета. На лицах читаются переживания: одни довольны, другие что-то хмуроваты.

Я принадлежу, вероятно, к числу самых довольных. Упомянувши о вновь приобретенном для обсерватории фотографическом рефракторе (астрографе)[200] и лестно обо мне отозвавшись, Ф. А. Бредихин напечатал: «Если бы для Ташкентской обсерватории, где вскоре ожидается подобный нашему астрограф, понадобился дельный астрофизик, то на эту должность смело можно рекомендовать В. В. Стратонова».

Это было для меня сюрпризом, предрешавшим мою судьбу: с рекомендацией директора Пулковской обсерватории военное ведомство, в распоряжении коего была Ташкентская обсерватория, не могло не считаться. Меня же еще в студенческие годы интересовали условия астрономической работы в Ташкенте.