12 смертей Грециона Психовского - Денис Лукьянов

— А ведь вы правы…

— Плевать, плевать, — Психовский резко обхватил затылок руками. — Как же на это сейчас плевать! Зодиака, не Зодиака…

— Тогда, — Брамбеус внезапно ухмыльнулся, обведя взглядом всех остальных, — как насчет пробежки, а? В здоровом теле…

— Мертвый дух, — закончил Аполлонский. — Мой уж точно: лестницы, пробежки… вы видимо и вправду решили меня убить.

— Да какой нам к чертям толк от вашего здорового тела и духа! — снова не выдержал профессор. — Пусть это все быстрее закончится, и прекращай ныть, Феб, хватит, просто закрой свой рот и беги!

— Мда, совсем плох, — присвистнул Аполлонский.

Грецион пропустил замечание мимо ушей.

— Кто последний, — выпалил Брамбеус, не обращая внимания на все остальное, — тот берет на себя этого гадкого Дракона-Змеюку!

— Надеюсь, до этого не дойдет, — буркнул художник, когда барон понесся — ладно, покатился чугунным шаром — вверх по лестнице.

Федор Семеныч все же улыбнулся, подумав, что и Грецион сделал бы так же — даже перед лицом катастрофы, барон не терял энтузиазма. С улыбкой в самую гущу событий, навстречу неизведанному, из полымя в еще одно полымя, потому что огня было уже предостаточно.

Вот это, подумал художник, по-нашему.

Грециона просто рвало на части — за последние пару дней, здесь, в Лемурии, ему было невыносимо плохо, но настолько отвратительного состояния еще не наступало. Чем выше профессор поднимался, тем хуже ему становилось — и он уже не держал ту дегтевую злобу, все это время раз от раза вылезающую наружу. Эта чернота, гнев, агрессия, обычно запертая глубоко внутри так надежно, что даже сам о ней забываешь, наконец-то вырвалась наружу, расположилась под Змееносцем и все бурлила, кипела, отражаясь в глазах густой краской.

Ступени кончились, но профессор даже не заметил — его вовремя остановил Федор Семеныч. Грецион с силой отпихнул художника, только потом догадавшись поднять взгляд, работавший, как разбитое кривое зеркало.

Святилище храма оказалось пятиугольным. В каждом углу стояла словно бы понурая статуя одного из забытых божеств с аметистами в головах: кто-то был мускулист, кто-то — худ как трость папоротника, а кто-то вообще напоминал скопище песчинок, но все божества, замершие в образе каменных изваяний, лишь отдаленно напоминали людей. Скорее смесь растений и животных с намеками на человеческие формы.

В лампадках, подвешенных к колоннам и потолку купола, горели масла, разлетавшиеся в хаотичном танце. Своды святилища украшали золотые созвездия, практически не потускневшие за столько тысяч лет. По стенам карабкались письмена-заклятия, плотно прижимающиеся друг к другу.

В центре святилища без сознания валялся Заххак, сбитый Вавилонским Драконом — сам зверь гордо восседал рядом, занеся лапу и отбрасывая слишком густую и длинную тень…

— Стой! — крикнула Инара, тут же закрыв рот рукой, но зверь отвлекся и повернулся.

Девушка растерялась — она знала, что обязана вновь найти Вавилонского Дракона, вновь запереть его. Столько раз Инара прокручивала в голове, как будет проходить этот момент, прогоняла призрачный спектакль и была уверена, что справиться, повторит продуманный порядок действий — а сейчас, столкнувшись с проблемой наяву, розовый мыльный пузырь планов лопнул.

Инара замерла, не зная, что делать. Ругала себя за то, что ввязалась во все это — за то, что с самого начала запустила цепочку событий просто потому, что тогда ей казалось, что она горы может свернуть, может изменить мир в лучшую сторону, облегчить страдания — Сируша и ее собственные.

Теперь, в святилище, девушка смотрела в упор на Вавилонского Дракона, на пробудившегося внутри него Змия-Тиамат, и понимала — ничего ты, глупенькая, не можешь с этим поделать. Ничего.

Федор Семеныч, тем временем, вжал голову в плечи, барон засучил рукава и сжал кулаки, а Сунлинь Ван просто стоял в стороне, смотря на Сируша.

Инара перевела взгляд на профессора — он был ее последней надеждой, хотя она сама до конца не понимала, почему.

— Профессор… — протянула она.

Грецион стоял на коленях и тяжело дышал, не выдерживая взгляда Вавилонского Дракона. Зверь оказался слишком близко, и сознание профессора взрывалось цветным конфетти, а его осколки впивались в душу…

— Дура, — крикнул он. — Тупая дура!

Психовский поднял пожелтевшие (или, как сказал бы алхимик, позолотевшие) глаза на девушку — в них плясали черти.

— Зачем, ради чего ты вообще начала все это?! На кой черт ты выпустила Дракона, ведь если бы ты хотя бы на секунду подумала своей пустой башкой, задумалась о чертовых последствиях, не было бы этой боли, не было бы этого гнева, не было бы ничего этого! Какая же дура, дура…

Грецион схватился за голову. Инара, не видя другого выхода, решила повторить попытку:

— Профессор, я…

Психовский чересчур резко встал и метнулся к девушке, прижав руками к стене — он встал рядом с ней лоб в лоб.

— Ты заткнешься или нет! — затряс Грецион девушку. — Я, я, я… я все это ненавижу! Я вас всех, бесполезных болванчиков…

Аполлонский хотел было оттащить профессора от Инары, но этого не понадобилось — Психовский сам рухнул на колени, начал массировать виски. А потом Грецион поднял голову и столкнулся взглядом с Вавилонским Драконом. Профессор опять смотрел в эти глаза, которые манили, протяжным ангельским пением звали к себе, но на этот раз Грецион не умирал, видел их наяву, где они оказались еще более глубокими, еще более затягивающими и знакомыми, как отражение в черном зеркале, как вывернутая наизнанку душа.

Спазм боли сдавил голову, словно прессом. Профессор закричал — Дракон зашипел в ответ и сделал осторожный шаг.

— Давайте я просто приложу его ружьем по голове, — напрягся Брамбеус.

— Вы Грециона хотите жахнуть? — не понял художник.

— Дракона! Он уже раз получил от меня…

— А. Я, пожалуй, все это дело зарисую, — предложил Федор Семеныч. — В таких ситуациях всегда нужен либо бард, либо художник.

— Нет, — вмешалась Инара, взяв барона за руку. — Это должна сделать либо я, либо профессор…

— Почему?

— Потому что мы рождены под Змееносцем, — прошептала девушка. — И то, что мы совершим сейчас, будет едино для всех оттисков — а у нас всего одна попытка, барон. Надо остановить Дракона здесь и сейчас, и если Дракон возьмет над нами верх, то…

— Ясно, каюк, — не выдержал Аполлонский.

Сируш взревел. Сунлинь Ван положил руку на пояс. Всего одна попытка…

— Профессор, — крикнула Инара. — Профессор, вы Змееносец. Вы должны справиться с ним, обязаны…

Грецион слышал, но не хотел слушать — он просто мечтал отключиться, упасть в сладкое забвение, где нет боли, а наружу не рвется гневное пламя, но они хотели, чтобы он столкнулся с Вавилонским Драконом, но Дракон постепенно убивал его, делал боль невыносимее, и Психовский не понимал, почему, почему так происходит, в чем причина…