Запретный плод - Эмма Холли

– Да, Флоренс, сделай это, – пробормотал он. – Попробуй его на вкус.

– Он почти сладкий, ты знал об этом? И очень большой.

От этих слов граф выпрямился гордо, словно это была самая лестная похвала.

– Не столь уж и большой, поверь мне.

Флоренс сдержала улыбку. Он хочет быть большим там, догадалась она инстинктивно. Как всякий мужчина, он хочет быть большим. Чем больше меч, тем сильнее мужчина, который им владеет, и в тем большей безопасности те, кого он любит.

– Мне кажется, он огромный, – мурлыкнула Флоренс лукаво. – Мне даже немного страшно.

Эдвард сумел только усмехнуться, но ничего не сказал, потому что девушка сжала пальцами его клинок и осторожно коснулась губами головки. В тот же момент она стала влажной и солоноватой. Эдвард застонал, и Флоренс поняла, что ему нравится эта ласка. Осмелев, она взяла в рот всю головку и чуть пососала. Лицо Эдварда исказила странная смесь наслаждения и боли. Он схватил ее за волосы и чуть потянул в сторону.

– Перестань. Ты сама не знаешь, что ты делаешь.

– Так научи меня, – просто ответила она.

Но вместо этого он поцеловал ее так нежно и ласково, как только умел, и Флоренс закрыла глаза от удовольствия. Ноги едва держали ее, и Эдвард подхватил девушку на руки, чтобы перенести на заваленную подушками софу, до сих пор источавшую аромат восточных благовоний. Всего за несколько секунд сильные руки графа лишили ее всяческой одежды: платье, панталоны, корсет – все полетело на пол и улеглось там неровной кучей. Флоренс смутилась, оставшись обнаженной, словно Эдвард лишил ее последнего бастиона защиты. Она попыталась прикрыть грудь и поджать ноги к животу.

– Не надо. Я чувствую себя... голой.

– Ты и есть голая, Флоренс, – усмехнулся он и начал свои странные изумительные ласки. Он целовал ее везде, руки касались самых секретных мест ее тела, и от этого Флоренс забыла смущение и начала постанывать в ответ. Ее обнаженное тело нравилось Эдварду, поэтому она отбросила нелепый стыд.

– Ты боишься увидеть мои ступни без туфель? – спросила она, приподнимая голову. – Ты так и не снял их.

– Мне и правда страшновато это сделать, – признался Эдвард. – Опасаюсь, что не смогу держать себя в руках.

Он лег на Флоренс сверху, прижимаясь своим обнаженным членом ей между ног. Девушка ахнула, забыв обо всем.

– Господи Боже! – воскликнула она.

Граф хрипло рассмеялся:

– Ты создана для любви, милая.

Ей понравилось, как он это сказал. Создана для любви! Она чуть приподняла бедра, ища более тесного контакта, и в этот момент ей совсем не было страшно, хотя она делала то, о чем запрещала себе даже думать. Эдвард скользнул ладонью по ее груди и животу, а затем к самым потаенным местам, раздвигая шелковые лепестки. Девушка почувствовала уже знакомую дрожь предвкушения и застонала, закусив губу. Она приподнималась и тянулась бедрами к его пальцам, отдаваясь ласкам. Сладкие, тягучие волны набегали и снова рассыпались на сотни брызг, пока наконец не накрыли ее с головой, оставив щемящее чувство пустоты и удовлетворения. Лишь когда это произошло, Эдвард отодвинулся в сторону, и что-то теплое и мокрое выплеснулось Флоренс на бедро одновременно с его хриплым стоном.

Он снял свое напряжение сам, пролив семя, догадалась девушка. Он воспользовался своей рукой, чтобы удовлетворить себя.

– Зачем ты так поступил? – Она коснулась его влажной ладони. – Почему ты не дал мне сделать это для тебя?

– Прости, Флоренс, – все еще тяжело дыша, ответил Эдвард. – Ты не так опытна, а я не мог больше терпеть. Даже просто смотреть на тебя для меня пытка.

– Значит, ты должен как можно быстрее научить меня этому!

Он поднялся на локте и с интересом посмотрел на Флоренс. Он улыбался, и от глаз разбегались веселые морщинки, как бы говоря, что уверенный тон не скрыл ее смущения от этой просьбы.

– Ты меня окончательно испортишь, маленькая колдунья!

И он показал ей, что нужно делать: как сжимать пальцы на твердом стержне, как скользить вверх-вниз губами, осторожно, чтобы не причинить боль. Когда у Флоренс стало получаться, наградой ей было его учащенное дыхание, переходящее в хриплый рык. Теплая струйка, плеснувшаяся ей в лицо, была терпкой и соленой. Почему-то это привело ее в такое возбуждение, что теперь уже Эдвард начал целовать ее и ласкать.

– Ты самая потрясающая женщина на свете, – пробормотал он ей в ухо, замечая, что Флоренс вот-вот уснет. Он прижался к ней сзади, и его теплое дыхание, гревшее ее шею, убаюкало девушку.

Несмотря на то, как грустно и неудачно начался этот вечер, она уснула крепко и спокойно, как дитя.

Эдвард оставался неподвижным еще долгое время после того, как она уснула. Сердце стучало размеренно, тело, наконец, расслабилось. Он старался не думать о том, как скоро действительность вторгнется в их жизнь, чтобы разрушить идиллию. Одна ночь, всего одна ночь – словно величайший дар, словно украдкой сорванный запретный плод. А потом он сделает то, что велит ему долг: он вернет Флоренс своему брату. Пусть это неправильно, пусть жестоко, но так суждено, и нет смысла спорить с судьбой. Разве у него есть выбор? Разве он может сам жениться на Флоренс и тем самым отдать Фреда на съедение волкам? Даже если бы это сделало Флоренс счастливой (о себе Эдвард даже не думал), то какая участь ждет его брата? Может ли он поступить таким образом, чтобы отнять у Фреда последний шанс на спасение? Он никогда не простит себе подобного эгоизма, потому что привык опекать и беречь брата. А Флоренс, разве она не желала крепкого брака? Разве не решит это и ее проблему?

Пока еще есть шанс все исправить, он должен переговорить с Фредом. Ни один из них не получит того, о чем мечтал, но ни один из них и не сможет пожаловаться на злую участь!

А что касается его самого... что ж, у него есть эта ночь, и эта прекрасная девушка, нежащаяся в его объятиях. Воспоминания об этом будут принадлежать ему одному, а это тоже сокровище.

Но что значит одна ночь, когда зерно сомнений уже упало на благодатную почву? Прогнав из головы предательскую мысль, Эдвард осторожно поднялся с постели.

Тихо отодвинув две пыльные занавески, он неслышно скользнул в смежную комнату. Мраморный пол неприятно холодил обнаженные ступни, навевая воспоминания. Роскошная комната в сером предрассветном сумраке была великолепна. Мелкие паучки завозились в своих углах, потревоженные непрошеным гостем. Фарфоровая ванна, задернутая гардиной, была инкрустирована золотом. К счастью, водопровод все еще функционировал, и Эдвард быстро помылся под тонкой холодной струей. Он даже не вытерся, рассчитывая быстро обсохнуть, и прошел в кабинет.

Эта комната была задумана как место для медитаций, хотя едва ли хоть раз использовалась по назначению. Деревянный пол был накрыт индийским ковриком, у стены сидел золоченый Будда. Его лицо было благостным и всепрощающим, длинные мочки ушей тускло поблескивали. С другой стороны стояли маленькие статуэтки, изображавшие различные позы любви. Кое-что из этого Эдвард с Флоренс проделывали этой ночью.