Адепт - Адам Пшехшта

– Какой шкафчик принадлежит Наташе? – спросил Самарин.

– Тот, – ответила смуглая, темноглазая девушка.

– А кровать?

– Слева от шкафчика.

Офицер сорвал с постели простенькое покрывало, расстелил на полу, после чего вытащил все вещи из шкафчика Климовой.

– Может, девочкам уйти? – отозвалась Островская.

– Нет, пусть останутся! Может, помогут.

Среди вещей пропавшей ученицы не нашлось ничего необычного, реакцию институток вызвала только коробочка из-под шоколадок.

– А говорила, что все съела, – возмущенно отозвалась мелкая блондинка.

– Мадемуазель Корсакова! – Суровый голос учительницы свидетельствовал о том, что сладости на территории школы не одобрялись руководством института.

Самарин потряс коробочку: загрохотало. Внутри не было шоколадок, а только золотая пуговица.

– «Посети виноград сей», – вслух прочитал полковник.

– Посети виноград сей, – повторила Островская. – Что это?

– Написано на пуговице. Ниже изображение виноградника в лучах солнца.

– Это фрагмент из Библии, – отозвалась одна из учениц. – «Боже сил! Обратись же, призри с неба, и воззри, и посети виноград сей. И храни то, что насадила десница Твоя, и отрасли, которые Ты укрепил Себе».

– Браво, мадемуазель…

– Буйницкая, – ответила девушка.

– Вы мне очень помогли, – похвалил Самарин. – А сейчас осталось установить, кому принадлежит эта пуговица.

– Могу я посмотреть? – спросила ученица.

Офицер молча передал ей пуговицу.

– Что-то такое было популярно в прошлом веке, – задумчиво произнесла девушка. – У моего отца есть старый мундир с похожими пуговицами. Только надпись другая.

– Это действительно элемент мундира, – сказала Островская. – Когда-то такое носили учителя в частных школах.

– Но сейчас уже нет? – уточнил Самарин.

– Конечно, нет. Сегодня мы одеваемся менее формально. Но когда-то давно любили такие библейские аллюзии.

– Тут есть нитки. Пуговицу отрезали, а не оторвали, – сказал Самарин. – Подумайте, барышни, кто мог носить такие мундиры?

– Каждый день? Никто, – решительно ответила Островская. – Я запомнила бы.

Девушки поддержали учительницу.

– А на праздники или на какое-то событие? – настаивал офицер. – Нитки голубого цвета, тогда и мундир тоже.

– Голубой мундир? Помните прошлогодний бал-маскарад? – вмешалась в разговор блондинка. – Синьор Росси был в таком. С золотыми пуговицами! Говорил, что это память о дедушке!

– Это наш учитель танцев, – пояснила Островская. – Он итальянец по происхождению, но его семья несколько поколений живет в России.

– Дай угадаю: молодой, красивый и галантный?

– Откуда вы знаете? – прошептала с набожным страхом блондинка.

– Догадался, – вздохнул Самарин. – Где живет этот образец всех добродетелей?

– На Виленской! – ответили хором институтки.

– Это на Праге[11]? Я плохо знаю Варшаву.

– Да, за мостом Кир… Александровским, недалеко от Петербургского Дворца, – сказала учительница. – Но господин Росси должен быть на занятиях, не нужно… – Она замолчала, заметив выражения лиц учениц. – Что снова? Мадмуазель Буйницкая?

– Синьор Росси сломал ногу, – проинформировала девушка. – Он поскользнулся на обледенелых ступенях. Сегодня утром передал сообщение через слугу.

– Тогда все понятно, – резко сказал Самарин. – Барышня Климова просто не смогла удержаться, чтобы не проведать больного. Наверное, сейчас его… утешает.

– Господин полковник!

– Я не имел в виду ничего плохого, – произнес полковник. – Однако следует прервать это романтическое тет-а-тет. Как вы думаете?

– Романтическое?! – воскликнула блондинка. – То есть Наташка и синьор Росси…

Она бросила взгляд на учительницу и убедилась, что лучше не продолжать. Островская выглядела потрясенной, чтобы не сказать в ярости.

– Вот лисица! – со злостью процедила она. – Хорошо, что мы еще не поставили в известность ее семью.

– Я же говорил, – заметил Самарин. – Едем?

– Минутку, я только успокою директрису. Подождите тут, пожалуйста. Девушки, займитесь гостем.

Самарин нерешительно занял место за столом. Остаться один на один с молодыми и явно взволнованными этой ситуацией девушками не вызывало у него энтузиазма.

– Вы не бойтесь, – захихикала пухленькая шатенка с круглым детским личиком. – Мы вас не обидим. Кофе, чай, а может, пирожных?

– Спасибо, мадемуазель… Буйницкая. Кофе, пожалуйста.

Улыбка на лице институтки убедила его, что с именем он не ошибся. Через минуту на столе появились элегантный фарфоровый сервиз, выпечка и кофе.

– Угощайтесь, пожалуйста, – прошептала девушка. – Когда мы принимаем гостей, то кухня выдает нам угощение без ограничений.

Офицер послушно потянулся за пирожным, попробовал кофе. Девушки последовали его примеру, хотя он заметил, что их интересует исключительно сладкое.

– Обожаю взбитые сливки! – пробурчала мелкая блондинка, облизывая палец.

Самарин откашлялся, развеселившись: пирожные таяли с невероятной скоростью. Очень быстро двухъярусное блюдо оказалось почти пустым.

– Вы хотите добавки? – с надеждой в голосе спросила Буйницкая. – Я могу сбегать на кухню.

До того как Самарин успел ответить, быстрый цокот каблучков анонсировал появление Островской.

– Александр Борисович…

Полковник поспешно попрощался с девушками и вышел в коридор.

– Едем? – спросил он, надевая пальто.

– Я еду, – кисло ответила учительница. – Директриса обратила внимание, что непозволительно незамужней женщине пребывать в карете один на один с мужчиной.

– А что с Росси? Его ты можешь посещать, не боясь себя скомпрометировать?

– Со мной поедут Вероника и школьный кучер. Извини, Саша, – сказала она, пожимая его руку. – Мы еще увидимся?

– Обязательно, – пообещал офицер.

Самарин подождал, пока школьная карета выедет за ворота, после чего энергичным жестом подозвал собственный экипаж.

– Домой! – приказал он.

По дороге он думал только об Анне. Он много раз пытался сконцентрироваться на расследовании, но не получалось. Все время видел серые, как осенний туман, глаза, вспоминал запах ее волос и вкус губ.

* * *