Солнце для Джона Рейна - Барри Эйслер

Наконец-то наш ужин! Официантка поклонилась и ушла, а я почувствовал на себе испытующий взгляд девушки.

— Хочу кое о чем спросить. Вопрос, наверное, глупый... Можно?

Боже, какие честные у нее глаза!

— Да, конечно, — отозвался я, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

— Я тут подумала... Эти люди убили Булфинча. Нас с тобой пытались уничтожить. Как ты думаешь... у папы действительно был инфаркт?

Разлив саке по маленьким чашечкам, я стал смотреть на белые клубы пара, поднимающегося с поверхности. Нужно подождать, когда перестанут дрожать руки.

— Вопрос вовсе не глупый! Существует немало способов убить человека так, чтобы все выглядело максимально естественно. Да и заинтересованных лиц было более чем достаточно.

— Папа боялся, что его убьют. Он сам говорил.

— Да?

Тонкие пальцы забарабанили по столу, будто играя какой-то бешеный пассаж. В глазах холодное пламя.

— Думаю, его убили, — объявила Мидори.

«У нас нет дома, Джон, и не может быть после того, что мы сделали!»

— Возможно, ты права.

Догадалась? Боится довериться интуиции? Трудно сказать?

— Самое главное — твой отец был очень смелым человеком, — хрипло сказал я. — Естественная или нет, его смерть не должна оказаться напрасной. Именно поэтому нужно вернуть этот диск и закончить то, что начал твой папа. Я... просто обязан.

Судя по выражению лица, Мидори в замешательстве.

— Пожалуйста, не надо... Это слишком опасно.

— Все не так страшно, как кажется. Мой друг позаботится, чтобы сопровождающие кортеж не открывали огонь.

Если бы я правда в это верил, было бы здорово!

— А как насчет агентов ЦРУ? Кто знает, что они могут выкинуть?

Я задумался. Тацу наверняка все просчитал: если меня убьют, он получит отличный предлог остановить машину и обыскать пассажиров. И диск найдет, и никаких правил не нарушит... Как тонко и стратегически грамотно. Браво, Тацу!

— Никто меня не подстрелит! Мы обставим все так, чтобы не вызвать лишних подозрений.

— Мне казалось, на войне нельзя полагаться на план.

— И то правда, — засмеялся я, — но я всегда умел импровизировать.

Нужно срочно глотнуть саке!

— Так или иначе — другого выхода нет, — блаженно щурясь, объявил я: горячее саке растекалось по пищеводу, мгновенно оживляя кровь. — Ямаото не знает, что диск у Хольцера, значит, не оставит в покое ни тебя, ни меня.

Несколько минут мы ели молча.

— Все правильно, да от этого не легче! — с горечью проговорила Мидори.

Я собирался сказать, что со временем привыкаешь даже к страху, однако решил промолчать.

Девушка встала и подошла к окну. В ярком свете ночной иллюминации ее силуэт напоминал точеную статуэтку. В следующую секунду я был рядом с ней, купаясь в запахе волос. Медленно, с опаской, мои руки коснулись ее плеч.

Мидори не сопротивлялась, и, осмелев, я стал ласкать ее руки, живот, округлые бедра...

Мы так и стояли, глядя на ночной Токио, и я почувствовал, как тает груз ответственности за то, что случится завтра. Давно мне не было так легко. Воистину нет на свете города лучше ночного Токио. Он как живое существо: яркие огни — глаза, автострады и улицы — вены, а сердце здесь, в моем номере!

Мне нужно совсем немного, всего одна ночь, чтобы забыть о прошлом и насладиться близостью с этой девушкой. А потом... потом придет завтра и все вернется на круги своя.

Дыхание Мидори участилось, и, наслаждаясь ее губами, я забыл даже о ночном Токио. Расстегнув рубашку, тонкие пальцы скользнули вниз, и я понял, что больше не могу сдерживаться.

Упав на кровать, мы сорвали друг с друга одежду. Тело девушки изогнулось, словно дуга, а я ласкал ее полные груди.

— Нет, не так, — простонала Мидори, широко раздвигая ноги.

Когда я овладел ею, она заглянула мне в глаза и еще крепче прижала к себе.

Сначала медленно, потом быстрее и быстрее, и мне показалось, что наши тела сливаются в единое целое.

Когда все было кончено, мы еще долго лежали, не в силах оторваться друг от друга.

— Что ты подмешал в саке? — спросила Мидори.

— Еще бутылочку? — с улыбкой предложил я.

— Можно даже не одну, — сонно проговорила девушка, и это были последние слова, которые я услышал, проваливаясь в глубокое забытье. На этот раз сновидений не было, даже призраки прошлого на время оставили меня в покое.

Когда я проснулся, над Токио занималась заря. За окном тихо: город еще видит сладкие сны.

Совсем как Мидори.

Приняв душ, я надел темно-серый костюм от Пола Стюарта, один из двух, хранящихся в отеле. Плюс белая рубашка из тончайшего хлопка, строгий синий галстук, ручной работы туфли и атташе-кейс. Пожалуй, я буду одет лучше, чем любой из американских гостей. Все правильно: экипировка должна соответствовать случаю. А если операция сорвется, Тацу будет не стыдно меня хоронить: наряд как раз подходящий!

Мидори встала, еще когда я был в душе. Облачившись в белый махровый халат, она молча наблюдала за моими сборами.

— Отличный костюм, — похвалила она. — Тебе очень идет.

— Топ-менеджер, ни дать ни взять! — попробовал по" шутить я.

Под тонкой тканью пиджака кобура с пистолетом совершенно не видна. Теперь граната: я аккуратно поднял ее и зажал под мышкой. Если резко опустить руку, упадет на ладонь.

От напряжения затекла шея, и я решил ее размять.

— Ну все, мне пора. Вернусь к вечеру. Подождешь?

Мидори кивнула.

— Да, конечно! Возвращайся скорее.

— Постараюсь.

Я взял кейс и вышел из номера.

В фойе пусто: на завтрак гости еще не потянулись. Я бодро вышел через главный вход и отказался от такси: до вокзала можно пройти пешком. Немного разомнусь и заодно проверю, нет ли «хвоста». Доеду до Синбаси, а там пересяду на поезд до Йокосуки. Можно поехать и напрямую, но в такой день, как сегодня, повышенные меры предосторожности явно не помешают.

Утро выдалось на диво погожим, и мое настроение стремительно улучшалось. Я решил пройти через парк Хибия и у одного из фонтанов заметил цветущую ипомею. Как же она расцвела в октябре, да еще по соседству с холодными брызгами фонтана? Бедная, на осеннем ветру ей не выжить.

На вокзале я купил билет до Синбаси, а через полчаса, прибыв на эту станцию, — до Йокосуки, туда и обратно. Вполне хватило бы билета в один конец, но все солдаты суеверны, а от привычки так просто не избавишься.