Когда ты рядом - Светлана Талан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сколько тебе?
— Двадцать девять.
— Никто не знает, сколько проживет, — сказала Даша. — Подлечишься и поедешь домой.
— Отсюда домой живым никто не возвращался.
— Что, совсем никто?
— Иногда забирают домой родственники по просьбе больных, а так… Впрочем, я попросил тебя вывезти меня на улицу совсем по другому поводу. Скажи, что ты видишь перед зданием хосписа?
— Дорожки, скамейки вдоль них, кустики какие-то.
Андрей развернул свой лист.
— Смотри, я сделал проект озеленения этого пустыря. Больные не должны видеть его, он и так у них в душе. Я ведь по профессии ландшафтный дизайнер. Так вот, я начертил подробный план с альпийскими горками, фигурными клумбами; вот здесь — газонная трава. Но обязательно должен быть полив, иначе трава превратится в колючую щетину. А еще нужна газонокосилка. Без нее никак не обойтись. Думаю, ходячие больные смогли бы и высаживать цветы, и ухаживать за ними, и косить траву. Представляешь, Даша, что будет, если у людей появится стимул? Сначала нужно будет посадить семена в землю, дождаться, пока проклюнутся первые робкие ростки, потом их надо поливать, пропалывать и ждать, когда растения зацветут. Когда там думать о… плохом? Надо будет жить и ждать.
— Идея хорошая, — согласилась Даша. — Даже замечательная. А твой проект прямо сногсшибательный. Но на все это нужны немалые средства.
— Вот поэтому я рассказал все именно тебе.
— Почему мне?
— Только ты сможешь воплотить мою мечту в жизнь, — сказал Андрей, с надеждой глядя в ее глаза.
И Даша поняла, что это и есть его просьба. Последняя просьба.
— Это будет нелегко, но я исполню твое желание во что бы то ни стало, — сказала она, не отводя глаз.
— Ты мне обещаешь?
— Обещаю.
— Я тебе верю, — ответил Андрей, протягивая Даше лист с проектом. — Теперь я спокоен. Давай вернемся в отделение. Мне что-то стало холодно.
Даша помогла ему раздеться и лечь в постель. Она укутала его одеялом, заговорщически подмигнула и уже открыла дверь, собираясь выйти, когда Андрей закашлялся. Она резко повернулась и увидела, как он потянулся за баночкой, собираясь сплюнуть, но из его рта хлынули на пол большие сгустки крови.
В этот вечер после смерти Андрея на душе у Даши было особенно тоскливо. Она открыла ноутбук и просмотрела почту. Писем от Сергея по-прежнему не было. «Почему, собственно говоря, он должен мне писать? — думала она, лежа в постели и пытаясь уснуть. — Он написал, когда ему было плохо, одиноко и страшно. Я ответила, пытаясь ему хоть чем-то помочь. Сейчас он подлечился, отдохнул и уже не нуждается ни в поддержке, ни в переписке. Чего же я жду?»
Даша укуталась в одеяло и, не выдержав, тихонько расплакалась. Было жаль Андрея. А еще своих обманутых тайных надежд.
Даша закончила читать последние строки стихотворения:
В терем темный, в лес зеленый,
На шелковы купыри,
Уведу тебя под склоны
Вплоть до маковой зари.
Сегодня вечер был посвящен поэзии Сергея Есенина. «Кажется, получилось неплохо», — думала она под аплодисменты больных в коридорах, медперсонала и слабые хлопки, доносящиеся через открытые двери палат.
— Я купила поздравительные открытки, которые вы заказали, — сказала Даша так громко, как только смогла, чтобы услышали больные в палатах, — и к каждому пакету с открытками прикрепила бумажку с вашей фамилией и сдачу. Все лежит в фойе на столе. Так что готовимся сразу к двум праздникам — 23 февраля и 8 Марта.
Даша поспешила уйти: у нее дико болела голова, а тело трясло как в лихорадке. Она сделала себе уколы прямо здесь, в манипуляционном кабинете, проглотила таблетки, которые носила в сумочке постоянно, и, быстро переодевшись, поспешила домой. Пошатываясь, она вошла в свою квартиру и хотела принять душ, чтобы согреться, но передумала. Силы покидали ее. Она чувствовала себя древней старухой, которая только и может, что с трудом передвигать ноги.
Она не забыла просмотреть почту. Сергей не писал, хотя по всем подсчетам должен был уже вернуться из Европы. Даше не хватало общения с ним. Раздосадованная, она укуталась во все одеяла, что нашлись дома, и свернулась клубочком, пытаясь хоть как-то согреться и унять неприятный озноб. Получалось плохо, и она начала мысленно писать Сергею очередное письмо.
За несколько дней до мужского праздника Даша зашла в палату к Илоне. Было заметно, что болезнь у девушки начала прогрессировать: ее кожа все больше и больше покрывалась ярко-красными высыпаниями, поверхность которых была отмечена серым творожистым налетом.
— Тебе занесли поздравительные открытки? — спросила Даша, поправляя подушку.
— Спасибо. Все передали.
— Уже подписала?
— Конечно. Одну — маме, другую — отцу. Бойфренда у меня, увы, уже нет. — Илона горько улыбнулась.
— Еще не дарила открытку папе? — спросила Даша, чтобы хоть как-то перевести разговор на другую тему.
— Нельзя наперед поздравлять — примета плохая. Пусть лежит в столе… до праздника.
— И то верно, — согласилась Даша.
— Я тут лежала, и мне в голову пришла одна мысль… — сказала Илона и хотела засмеяться, но из-за болезненных высыпаний на лице это получилось плохо. — Я несу полную чушь. «Пришла в голову одна мысль…» А второй, значит, вообще не было?
— И какая же идея посетила нашу разноцветную головку?
— На подоконнике лежат бюллетени о СПИДе. Подай мне один.
Даша осторожно, чтобы не разбудить спящую новую соседку Илоны по палате, потянулась к окну и подала листок, на котором красными буквами горело слово «СПИД», написанное и горизонтально, и вертикально.
— Этот подойдет?
— То что надо, — сказала Илона. — Не уходи, мне понадобится твоя помощь.
Даша подала Илоне маникюрные ножницы, фломастер, клей, какую-то открытку и лист бумаги, а сама присела на краешек кровати у нее в ногах.
Илона что-то сосредоточенно вырезала из бумаги, затем начала писать фломастером.
— Даша, можно у тебя кое о чем спросить? — сказала она, не отрываясь от работы.
— Пожалуйста.
— А если это очень-очень личный вопрос?
— Если очень хочется, то можно.
— У тебя было много парней?
— В смысле?
— В смысле секса, — шепотом сказала Илона, бросив беглый взгляд на соседнюю кровать.
— В смысле секса у меня никого не было, — ответила Даша.
Она пыталась сказать это спокойно, словно все у нее было еще впереди, но ответ прозвучал с явной ноткой грусти.