Девушка из кошмаров - Кендари Блейк

– Не знаю, – говорю. Почему я это сказал? Не знаю. Я ведь знал сразу, как только услышал Аннино имя, как только она впервые заговорила. Я знал, когда выходил из ее дома и потроха мои были при мне. Это было восхищение и понимание. Я никогда ничего подобного не испытывал, и она тоже.

– Ладно, расскажи тогда, как она выглядела, – просит Джестин. – Если мы планируем истечь кровью, разыскивая ее, мне бы хотелось знать, кого мы ищем.

Лезу в карман за бумажником и выуживаю из него прижизненную газетную фотографию Анны. Передаю ее Джестин.

– Красивая, – комментирует она спустя пару секунд.

Красивая. Все так говорят. И мама так сказала, и Кармель. Но в их устах это звучало как сожаление, типа как обидно, что такая красота пропала. А в исполнении Джестин это прозвучало насмешливо, словно больше тут и сказать нечего. Или, может, я просто параноик. Как бы то ни было, протягиваю руку за фотографией и убираю снимок обратно в бумажник.

– Фотография не передает, какая она, – говорю. – Она яростная. Сильнее любого из нас.

Джестин пожимает плечами, типа по фигу. Волосы у меня на загривке приподнимаются еще на пару дюймов. Но это не имеет значения. Через пару-тройку часов она увидит Анну сама. Увидит ее, облаченную в кровь, с волосами, колышущимися словно в воде, и черными блестящими глазами. И когда она это увидит, у нее захватит дух.

Джестин ошибалась. Орден таки явился забрать одного из нас. Взяли ее, перед самым закатом. Без единого слова к нам подошли две женщины, немногим старше нас, с угольно-черными распущенными волосами. Джестин представила их как Харди и Райт[26]. Полагаю, младших членов ордена называют по фамилии. Либо так, либо родители у барышень сволочи.

Гидеон пришел за мной не сильно позже. Он обнаружил меня блуждающим под фонарями по мощеной пешеходной дорожке. Тоже неплохо. Адреналин снова накопился, и я был уже готов поторопить события. Он отвел меня обратно в поселок, мы прошли все здания насквозь и оказались у него в комнате, где ряды белых свечей уже изрядно оплыли, а на красном бархате покоились три поддельных атама.

– Итак, – говорю я, пока он закрывает дверь, – что ты можешь сказать мне об этом ритуале?

– Я могу сказать, что он скоро начинается, – отвечает он. Расплывчато. Словно с Морвраном разговариваешь.

– Где Кармель и Томас?

– Придут, – говорит он. Серьезность его разбивается улыбкой. – Эта девочка, – хмыкает он, – просто бомба. Никогда такого языка не слышал. В обычной ситуации я бы назвал ее нахалкой, но учитывая обстоятельства – просто удовольствие было наблюдать, как физиономия Колина обретает этот оттенок красного. – Он вскидывает на меня бровь. – Почему ты не ухаживаешь за ней?

Кармель целый день изводила Бёрка. Жаль, я не видел.

– Томас меня опередил, – отвечаю я и улыбаюсь.

Улыбки наши медленно угасают, и я неотрывно гляжу на тающие свечи. Язычки пламени колеблются на фитильках, такие маленькие. Странно думать, что они способны превратить восковую колонну в ничто. Гидеон отходит к гардеробной и раздвигает дверцы на всю ширину. Сначала кажется, что он вытаскивает оттуда охапку красных портьер, но когда он раскладывает их на кровати, я вижу, что на самом деле это церемониальные наряды, в точности как тот, что был на нем на той фотке.

– А, – говорю, – а я-то все гадал, когда появятся рясы и кадила.

Гидеон расправляет оба одеяния, вытягивая капюшоны и рукава. На мне футболка цвета хаки и джинсы. Мне достаточно. Одеяния выглядят так, словно весят по двадцать фунтов каждое.

– Если я это надену, оно поможет мне в колдовстве? – спрашиваю. – В смысле понимаешь, в основном церемония – это просто церемония.

– Церемония – это просто церемония, – повторяет он, примерно как делает мама. – Нет, реальной помощи от него никакой. Это просто традиция.

– Тогда проехали, – говорю я, разглядывая простую веревку, которая обвязывается вокруг талии. – Традиция идет лесом. И кроме того, Анна со смеху лопнет.

Он опускает плечи, и я готовлюсь к удару. Сейчас он будет орать. Про то, как я никогда ничего не воспринимаю всерьез, не проявляю уважения. Когда он оборачивается, я пячусь, и он хватает меня за плечо:

– Тезей, если ты сейчас выйдешь за дверь, никто тебя удерживать не станет.

Смотрю на него. Глаза у него сверкают, только что не прыгают за очками. Никто меня удерживать не станет, говорит он. Может, и станет, а может, и нет. Если я попытаюсь, Бёрк, поди, бросится за мной с канделябром наперевес, и вся история превратится в игру «Улика»[27], только в реальности. Мягко высвобождаюсь.

– Скажи маме, – начинаю я и осекаюсь. В голове пусто. На миг всплывает ее лицо – и исчезает. – Не знаю. Скажи ей что-нибудь хорошее.

– Тук-тук, – говорит Томас и просовывает голову в дверь.

Когда он появляется весь, а следом за ним Кармель, я не могу сдержать улыбку. Они оба в длинных красных рясах, капюшоны откинуты на спину, рукава, свисая, закрывают пальцы.

– Вы, ребята, выглядите как рождественские монахи, – говорю. У Томаса из-под подола торчат носки «конверсов». – Вы в курсе, что вам не обязательно это надевать?

– Мы не хотели, но Колин психанул. – Кармель закатывает глаза. – Они реально тяжелые. И кусачие.

Позади нас Гидеон снимает свою рясу с вешалки и надевает ее, перетягивая в талии и расправляя на спине капюшон. Затем берет один из поддельных ножей с бархатной подложки и затыкает за веревку на бедре.

– Каждому из вас полагается по ножу, – говорит он Томасу и Кармель. – Они уже наточены.

Ребята переглядываются, но ни один не зеленеет, когда они подходят и берут по клинку.

– Я разговаривал с дедушкой, – докладывает Томас. – Он говорит, мы идиоты.

– Мы?

– Ну, в основном ты.

Улыбаемся. Пусть я идиот, но Морвран будет следить за нами. Если Томасу потребуется защита, дед и через океан сумеет ее послать.

Откашливаюсь:

– Послушайте, я… я не знаю, в каком мы будем виде, когда вернемся. Если они попытаются что-то сделать с Анной…

– Я абсолютно уверен, что Анна способна порвать орден в клочья, – говорит Томас. – Но просто на всякий случай – я знаю пару фокусов, чтобы их затормозить.