Кононов Варвар - Михаил Ахманов

Конан, однако, не мог отвести от плясуньи глаз.

– Исчезни, скройся! – крик Зийны заставил киммерийца очнуться. Привстав на колени, девушка прикрывала его своим телом, грозила белому призраку мечом. – Уйди! Он мой! И ты его не получишь!

Серебристый смех дочери Имира прожурчал, словно ручей весной.

– Получу… получу… – С каждым звуком ее голоса над кострищем взвивалась струйка дыма; вскоре огонь погас, и лишь холодное мерцание снегов освещало фигурку снежной девы.

Зрачки Конана сверкнули.

– Гляди на меня, смертный, гляди… Разве я не прекрасна?

Она легким перышком кружилась в снегу, не оставляя следов; подрагивали полные груди, колыхался гибкий стан, вились по ветру волосы, мерцала белоснежная кожа. Конан чувствовал ее дыхание, летевшее к нему над угасшим костром; оно заставляло цепенеть, манило блаженной истомой.

– Иди ко мне, воин! Иди! Ляг со мной!

– Лучше я лягу с последней из портовых шлюх! – пробормотал киммериец немеющими губами. Что-то он должен был вспомнить, о чем-то поразмыслить, но голос Зийны, творившей молитву светлым божествам, мешал ему.

А! Железный обруч! Обруч и кинжал! Обруч не помог, не защитил от волшебства снежной девы… Но оставался еще кинжал, тот зачарованный клинок, которым он должен был пронзить сердце колдуна… Дайома сказала: тысячи смертных падут под его ударами, но лезвие останется таким же чистым и несокрушимым… тысячи смертных или одно существо, владеющее магическим даром… Кого же поразить – призрак, сотканный из снега и похоти, или Гор-Небсехта? Выбора, кажется, не было.

– Кинжал, – прохрипел он, – мой кинжал…

Зийна склонилась к нему, обхватили за плечи, защищая от подступавшего к сердцу холода. Ее руки были теплыми.

– Что, милый? Что нам делать?

– Кинжал… я должен достать ее кинжалом… – Губы Конана едва шевелились.

Он попытался дотянуться до своего ножа, но внезапно почувствовал, что не может стиснуть пальцы в кулак: они были мертвыми, застывшими, как сосульки. Пробравшаяся под плащ стужа уже не колола его ледяными иглами, а облизывала сотней холодных языков, высасывая последнее тепло, последние капли жизни. Он не мог поднять оружия, не мог отвести взгляд от снежной девы; ее зовущий смех заглушал голос Зийны. Ему чудилось, что пуантенка плачет, окликает его, спрашивает о чем-то, но зов дочери Имира был сильней, и теперь мысль о том, чтобы поразить это прекрасное существо зачарованной сталью, казалась ему кощунственной.

«Да и поможет ли сталь? – размышлял он, погружаясь в небытие. – Ваны и асиры говорили, что от снежных дев нет спасения!»

Нет спасения… нет спасения… нет спасения…

Разум Конана померк, душа вступила на тропу, ведущую вниз, к Серым Равнинам.

* * *

Едва эпизод был закончен, как заверещал звонок. Ким метнулся к телефону, потом сообразил, что звонят в дверь.

Дашенька!.. Наверное, устала от хлопот с ремонтом, художниками, репортерами и страховыми агентами… Значит, так: первым делом – взять на руки, перенести через порог, потом – расцеловать, потом – кофе с пирожными, потом расцеловать еще раз и…

Ким отворил, раскрыл объятия и чуть не рухнул у порога: перед ним стояла Лена Митлицкая, она же – Альгамбра Тэсс. В белом наряде и хрусталях, в которых явилась вчера, в белых изящных туфельках и с белым цветком хризантемы в прическе, подобной короне из платины. Цветок и выражение глаз, одновременно томное и хищное, делали ее такой неотразимо романтической, что Ким покачнулся и в испуге отступил.

– Ах, – воскликнула Альгамбра, шагнув в прихожую, – ах, наконец-то! Я звонила тебе, звонила, потом мне представилось, что ты работаешь и отключил телефон. Но я была не в силах ждать! И я приехала!

– Польщен, – пробормотал Ким, отступая еще дальше. – Надеюсь, ничего плохого не случилось?

Альгамбра взмахнула ресницами неописуемой длины.

– Плохого – ничего, только хорошее. Кстати, где у тебя спальня?

– Тут. – Ким снова попятился, оказавшись в вышеназванном помещении. – А кухню и вторую комнату осмотреть не хочешь? Еще туалет и ванная есть…

– В ванную после. Успеется. – Альгамбра подняла руку, что-то выдернула из волос, и снежно-белые пряди рассыпались по спине. Затем она сбросила туфельки.

Глаза у Кима полезли на лоб.

– Пятку натерла? Может, йода принести?

Его окинули гипнотизирующим взглядом. Ресницы Альгамбры работали, словно два веера, вверх-вниз, вверх-вниз, но отчего-то Киму становилось не прохладнее, а жарче. Он попытался вспомнить все, что знает про Альгамбру Тэсс: двое детей от трех мужей, не понимает юмора, но склонна к экзальтации, не замужем в данный момент, но продолжает поиск принца и героя. Последняя мысль заставила Кима содрогнуться.

– Ах, – произнесла Альгамбра, осматривая узкую кровать, – вы, мужчины, так недогадливы! При чем тут йод и пятка? Йодом не усмиришь самум страстей и не зальешь вулкан желаний… – Она коснулась маленькой груди и расстегнула верхнюю пуговичку платья. – А вы, вы… Или робки чрезмерно, или наглы, как самец Доренко-Дрю.

– Я тоже наглый самец! – выкрикнул Ким в отчаянии, сообразив, к чему движется дело. – Я извращенец! Очень мерзкий и противный!

Альгамбра расстегнула вторую пуговичку и одарила его нежной улыбкой:

– Ты – герой! Вчера… ах, вчера ты был великолепен! Лев, тигр, леопард! Прежде я тебя не знала, не ценила…

– И не надо, – вставил Ким.

– … но теперь узнаю, – вела свою арию Альгамбра. – Я долго думала и ощутила, что ты назначен мне судьбой. – Ее пальцы застряли на третьей пуговице, она дернула ее и тут же расстегнула четвертую. – Ты мой идеал! Ты должен подарить мне счастье… счастье и дитя… Сейчас, немедленно!

Она стащила платье с хрупких плеч и узких бедер, швырнула его в изголовье постели и принялась за бюстгальтер. Полупрозрачный, кружевной – соски просвечивали под невесомой тканью, как пара розовых черешенок… Ким судорожно вздохнул. При всех своих недостатках Альгамбра Тэсс была хорошенькой женщиной, стройной, с тонкой талией, длинными ногами и белоснежной холеной кожей. «Конечно, – сказал он себе, – у Даши все лучше и соблазнительней, и вид приятнее, и запах, и если бы Даши не было, то…»

Но она была! И не где-то в отдалении, а, возможно, в поезде метро, или на эскалаторе, или даже на Президентском бульваре… Сейчас войдет, увидит и что подумает? Ужас сковал Кима, в груди заледенело, и он через силу прохрипел:

– Ты… это… ты, Ленка, не торопись разоблачаться. Я ведь уже при невесте – сосватал и даже калым заплатил!

Альгамбра, сражаясь с застежкой лифчика, поджала губы.

– Ты о ком? О рыжей из ресторана? Как ее?.. Дарья?.. Ну, это эпизод! Тебе она не подходит. Тебе нужна женщина неземная, с тонкими чувствами и душой, что соткана из лунного света… Да помоги ты мне с этим проклятым лифчиком!