Парни и секс. Молодые люди о любви, беспорядочных связях и современной мужественности - Пегги Оренстейн

Так что Анвен периодически назначала Самиру встречи, и они беседовали. «Оказывается, я не видел ее так долго потому, что она специально запомнила мой график, чтобы нигде не пересекаться со мной. Один взгляд на меня мог довести ее до эмоционального срыва и испортить весь день». Они встретились несколько раз, но разговаривать с Самиром лицом к лицу было нелегко для Анвен. Уехав за границу на целый семестр, она снова оборвала с ним связь.

Следующий раз они увиделись осенью последнего курса, на студенческом марше «Вернем себе ночь». Анвен находилась там как жертва насилия; Самир пришел в поддержку своей новой девушки, у которой тоже был печальный опыт сексуальных домогательств. «Странная ситуация, — признал он. — Я очень злился на того, кто посмел сделать такое с женщиной, которую я любил всем сердцем, но при этом сам совершил то же самое». Сексуальные действия вызвали у его девушки посттравматический стресс. «Что-то с ней происходит, ее глаза будто застывают, и она мысленно возвращается в тот момент, когда ее изнасиловали. Мне пришлось научиться замечать эти признаки и помогать ей: я бросаю все дела и изо всех сил пытаюсь поддержать ее, чтобы вывести из этого ужаса и вернуть в реальность». Самир уделяет большое внимание согласию: он действует медленно, осторожно и проверяет на каждом шагу, что она не только не возражает, но и получает удовольствие.

Самир переживал, что не заслуживает быть на этом марше, что само его присутствие — уже надругательство, но его девушка, которая знала о нем все, сказала, что без него она не справится, и он пошел. В конце шествия поставили микрофон для всех, кто хотел высказаться, и Анвен неожиданно для себя решила рассказать свою историю. Она переглянулась с Самиром, который сидел всего в нескольких футах от нее. «Так страшно мне еще никогда не было, — вспоминает Самир. — Я думал: “Черт! Боже мой! Да что же это такое!” Я не знал, что она скажет. Но она рассказала — без подробностей — о том, что с ней случилось, а в конце сказала: “Если человек, который сделал это со мной, выйдет и расскажет свою историю, надеюсь, вы его выслушаете”».

Она надеялась, что Самир наберется мужества и публично ответит за свои действия, чтобы все могли его выслушать и принять его раскаяние, осудив при этом за преступление. Самир был поражен ее великодушием. Но в тот вечер он промолчал.

Примерно в то же время одна из близких подруг Анвен официально заявила в полицию на парня, который сделал с ней примерно то же, что и Самир. Разница заключалась только в том, что девушка в тот момент была без сознания. Она попросила Анвен пойти с ней на слушания, где студенты и свидетели будут давать показания и подвергнутся допросу специально обученного комитета, состоящего из трех преподавателей и сотрудников колледжа. Комитет признал парня виновным в противоправных действиях, но ни к чему особенному это не привело. Его надолго отстранили от занятий и назначили еще какое-то мелкое наказание. Девушка была довольна — она добивалась хоть какой-то общественной реакции. Однако Анвен подозревала, что тот парень, который до тех пор был и ее другом, так и не осознал свою вину.

Весь этот процесс, общение с преподавателями и сотрудниками колледжа, несколько сессий с психотерапевтом, другом ее мамы, помогли Анвен понять, что она тоже хочет подать жалобу. Однако ей не нравился стандартный дисциплинарный процесс, в котором ни обвиняемый, ни обвинитель не имели права голоса относительно последствий. Насилие породило у нее чувство беспомощности. Девушка не хотела, чтобы приговор вверг ее в такое же состояние. «Моей подруге требовалось, чтобы кто-то влиятельный и авторитетный сказал тому парню, что он виноват и будет наказан, — объяснила она. — Это обоснованное желание. Но мне нужно было активно участвовать в решении, которое не только исправит нашу проблему, но и поможет достучаться до других людей». Она не думала о том, чтобы Самира отстранили или исключили. Она хотела, чтобы он принял активное участие в поиске решения — мечтала изменить его, а не наказать. «Я не желала исключительно наказания, — подтвердила девушка. — Сегодняшняя система порождает ненависть, потому что вердикт навязывается чужими людьми. У тебя нет шанса по-настоящему понять человека. Я верю, что мы способны на сострадание, но для этого нужно поговорить друг с другом. Нужно выслушать историю от первого лица».

Как чудовище становится мужчиной

Директор по студенческой дисциплине Фрэнк Чириони давно призывает к так называемой практике восстановительного правосудия, хотя никогда лично не использовал ее в делах о сексуальных правонарушениях. В случае традиционных дисциплинарных заседаний комитет колледжа, не имеющий личной заинтересованности, определяет, нарушил ли обвиняемый правила, а затем выносит соответствующее наказание. Однако восстановительное правосудие (этот термин охватывает целый ряд мер) стремится, насколько это возможно, «возместить вред». Обученные координаторы сопровождают всех участников — тех, кому причинили вред, будь то индивид или сообщества, а также тех, кто ответственен за причиненный вред, — на протяжении многоступенчатого процесса. Он основан на сотрудничестве и взаимодействии, в ходе которого они говорят об инциденте, о его влиянии, о потребностях, а также об ответственности и обязательствах. Хотя основная цель процесса — исцеление жертв, восстановительное правосудие стремится преобразовать жизнь всех участников, чтобы виновные действительно почувствовали свою ответственность и риск повторного преступления был сведен к минимуму[193]. Восстановительная практика используется во всем мире для решения таких разнообразных проблем, как подростковая преступность, убийства, геноцид и последствия гражданской войны; ее уже применяют на кампусах по таким правонарушениям, как мошенничество и потребление алкогольных напитков несовершеннолетними. Изучив 659 дел по противоправным действиям в 18 колледжах и университетах, Дэвид Карп, социолог и директор Центра восстановительного правосудия в Университете Сан-Диего, пришел к выводу: студенты, прошедшие через восстановительные процедуры (в отличие от карательных), чаще заявляют, что их мнение действительно выслушали, что они действительно готовы понести ответственность за свои действия, что процесс был справедливым и они готовы начать новую жизнь[194]. Они также чувствуют более сильную поддержку своего колледжа.

Восстановительное правосудие — это не панацея. «Ответчики», как их обычно называют, должны с самого начала признать cвою вину, а всегда есть те, кто отказывается это сделать, или кому безразлично влияние их действий на жертву, или кто не способен на обсуждение нравственной стороны дела. Кроме того, восстановительное правосудие не может заменить другие формы правосудия, хотя способно сузить рамки их применения. Как и традиционные слушания, восстановительное правосудие далеко не всегда достигает своей цели и требует дополнительных мер. Есть риск, что жертвы, которые на самом деле хотели бы добиться более жестких карательных результатов (например, исключения из колледжа), сочтут, что администрация и сверстники давят на них, чтобы они отказались от этого пути. Более того, как отмечает Джудит Льюис Герман, профессор психиатрии Медицинской школы Гарвардского университета, без феминистского лидерства «местные стандарты» восстановительного правосудия могут быть подвержены традиционно предвзятому отношению к жертвам сексуального насилия[195]. Идеальной системы не существует, но восстановительное правосудие действительно предлагает важную альтернативу сегодняшним судебным разбирательствам, которые так часто наносят новую травму жертвам и ожесточают виновных[196]. В идеале забота о потребностях жертвы, о просвещении и укреплении сообщества должна способствовать желанию заявить о правонарушении, увеличить количество преступников, которые понесут ответственность за свои действия, и вдохновить на культурные изменения. «Я часто задаюсь вопросом, — говорит Карп, — при каких условиях студенты смогли бы признать свою ответственность за вред, причиненный другим людям? Нынешние системы делают прямо противоположное. Они ставят этих парней в такое положение, что у тех есть только один разумный выход — отрицать вину, свести ее к минимуму или переложить на других. От родителей, от своих адвокатов, от Бретта Кавано, от всех вокруг они слышат, что это единственный способ защититься от ужасных обвинений в сексуальном насилии. Мы прокладываем путь к признанию вины и к осознанию причиненного вреда. Это главная цель процесса».