Двойные игры адвоката - Наталья Борохова

– Я не врач. Я не диагностирую ваши органы. Я могу сказать только, что вы обречены. На вас черная метка.

Видимо, воздух в тесной мрачной комнате был слишком затхлым, спертым, и Катя почувствовала, что если немедленно не уйдет отсюда, то умрет. Причем не через месяц, а прямо сейчас. Она рванула молнию на сумке, с трудом нащупала среди вещей спасительный баллончик, встряхнула его, вспрыснула, вздохнула. Голова шла кругом. Ведьма с опаской косилась на нее. Катя кинула на стол несколько денежных купюр и бросилась к выходу. В коридоре такие же идиотки, как она, дожидавшиеся приема, посмотрели на испуганную, бледную женщину как на привидение.

На улице ей стало лучше, и Катя попыталась взять себя в руки. Что ее так напугало? Смерть? Черная метка? Но она же взрослая, трезвомыслящая женщина, филолог с высшим образованием! Ей ли не знать, что колдуньи, вещуньи, всякого рода гадалки, экстрасенсы и ясновидящие – это прежде всего предприниматели, делающие деньги на человеческих суевериях. Она заплатила за прием и получила захватывающий дух аттракцион. Впечатлений хватит надолго. Что же она узнала? Якобы ее ждет смерть, через месяц-полтора. Она даже почувствовала благодарность к гадалке, ведь та могла ей набрехать подобную напасть через год. Мучиться в неизвестности пришлось бы дольше. А тут всего-то месяц… Так, что может произойти? Она умрет от болезни? Но Катя не чувствовала никаких симптомов. От душевной боли не умирают, хотя… Она содрогнулась. Может, гадалка имеет в виду еще одну попытку суицида, на этот раз удачную? В суматохе своего бегства она даже не спросила гадалку о том, ради чего пришла: будет ли с ней Аркадий? И связана ли эта ее смерть с ним? Она посмотрела на подъезд дома, где жила колдунья, и поняла, что никакая сила в мире не поднимет ее на нужный этаж для того, чтобы внести в ответ гадалки некоторые пояснения.

Она вернулась домой расстроенная, встревоженная. Теперь, когда страхи ее обрели надежную почву, жизнь превратилась в ожидание надвигающегося несчастья. Екатерина знала, что судьбу не проведешь и сопротивляться ей бессмысленно, поэтому каждый свой день она встречала как последний. У нее ничего не болело, ничего ее не беспокоило, кроме тревоги, ставшей ее постоянной спутницей. Нервозность жены заметил и Аркадий. Серебровская скрыла от него истинный смысл своих душевных терзаний, сославшись на нервы, и он посоветовал ей психотерапевта. Это был дорогой специалист, к услугам которого прибегали некоторые его знакомые. Катя сходила на прием, потом еще на один. Трудно сказать, насколько врач помог ей одолеть внутреннюю тревогу, но за неимением человека, которому можно раскрыть душу, психотерапевт стал для Кати чем-то наподобие мудрой подруги. Катя рассказывала врачу о своих страхах, а взамен получала горстку утешений, от которых чувствовала себя немного бодрее. Аркадий всячески приветствовал ее походы к специалисту и говорил, что готов тратить деньги, лишь бы его супруга была здорова и весела и как можно меньше обращалась к помощи таких подруг, как Светка. Он вообще считал, что та на Катю дурно влияет. Сама Екатерина не решалась с ним спорить. Она не стремилась разорвать замкнутый круг своей жизни: дом, Аркадий, психотерапевт. Неизбежное все равно произошло, и это случилось ветреной мартовской ночью, когда она едва не рассталась с жизнью в аллее старого парка.

Дубровская сварила кофе. Она любила небольшие перерывы в течение рабочего дня, когда можно было неспешно, листая журнал или просматривая новости в Интернете, насладиться тишиной и спокойствием. С появлением в ее жизни детей она остро начала ощущать нехватку времени для самой себя. Дома ей приходилось постоянно удовлетворять потребности детей: кормить, гулять, купать, играть, переодевать, и так до бесконечности. Не то чтобы это ей не нравилось или тяготило, но Лиза скучала по прошлому, когда могла бездумно транжирить время без всяких угрызений совести. Например, улечься с книжкой после обеда, читать, дремать, опять читать. Или набрать номер университетской подружки, договориться с ней о встрече в кафе, затем долго перебирать одежду, прикидывая, что надеть. Потом сидеть в кафе, не обращая внимания на время, болтать обо всем, делиться новостями, придя домой, залечь в ванну, зажечь ароматические свечи, а затем, зевая, щелкать телевизионным пультом и смотреть два фильма одновременно. Теперь же драгоценные минуты, проведенные наедине с собой, казались ей роскошью, и, оказавшись в своем офисе, вдали от близнецов и вездесущей свекрови, она могла уделить часок безделью.

Но, видимо, сегодня ее планам не суждено было сбыться. Едва она сделала первый глоток ароматного кофе, как дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появилась высокая мужская фигура в длинном светлом плаще. Это был Аркадий Серебровский собственной персоной, который принес с собой запахи летнего ливня. Капельки дождя бисером покрывали его роскошную шевелюру, а с плаща и ботинок сбегали тоненькие ручейки. Судя по всему, дело, которое привело его к адвокату, не терпело отлагательства.

– Ну, здравствуйте, – сказал он, и тон его вряд ли обещал приятную беседу.

– Аркадий Александрович?! – изумилась Дубровская. – Какими судьбами? Как вы меня нашли?

– Ну вы не иголка в стоге сена, чтобы вас не найти. Ваши данные есть в адвокатском справочнике. Кроме того, я так понимаю, моя супруга к вам уже проторила дорожку?

По всей видимости, последний вопрос был риторическим. Катя уже рассказала ему о своих визитах к адвокату.

– Присаживайтесь, давайте плащ. Вы промокли. Хотите кофе?

Серебровский на секунду задумался, но плащ все-таки снял. Там, где он стоял, на пол уже натекла небольшая лужица.

Дубровская приняла плащ, повесила в шкаф.

– Ну так как насчет кофе?

– Обойдусь без кофе, – сказал Серебровский, опускаясь в кресло. – Разговор у меня к вам есть, но малоприятный.

Значит, Елизавета не ошиблась. От прежней любезности Серебровского не осталось и следа. Аркадий явно был чем-то недоволен и, судя по всему, полон решимости излить свое недовольство на Дубровскую. Вот только она не могла взять в толк, что могло вызвать гнев благородного джентльмена, щеголявшего хорошими манерами на публике. Одно Лиза знала совершенно определенно: она ничем не была ему обязана. Судя по всему, он так не считал. Перекинув ногу на ногу, Серебровский окинул адвоката оценивающим взглядом. Лиза почувствовала себя неуютно.

– Ведете двойную игру, адвокат? – спросил он.

– Боюсь, я не понимаю, о чем идет речь, – ответила Дубровская. Она и вправду ничего не понимала.

– Боюсь, вы все понимаете, – с нажимом произнес Аркадий Александрович, глядя на нее так, словно он владел информацией, способной обратить адвоката в пыль. – Как там говорят? И нашим, и вашим. Так, что ли? Вы воспользовались моим хорошим к вам расположением, просьбой, которую я так неосторожно изложил тогда в больнице, и обернули все это против моей бедной жены.

Эти пояснения еще больше запутали Дубровскую. Она ровным счетом ничего не понимала. Что она сделала не так? Чем могла навредить Кате?

Видимо, хлопанье ресниц и до крайности озадаченный вид не расположили к ней нежданного гостя. Напротив, Серебровский еще больше возбудился.