Правила секса - Брет Истон Эллис

поднимается играть в пинбол.

— В Европе такого бы не произошло, — говорит кто-то в серферском прикиде — на самом деле парень из Эл-Эй, и, конечно же, на ум приходит Виктор, а потом, черт подери, кто-то присаживается на корточки рядом с моим стулом и рассказывает мне про первые трипы под MDA, демонстрируя бутылку текилы, которую они пронесли в «Паб», и, к моему разочарованию, мне это небезразлично.

Шон присаживается обратно, и я просто знаю, что мы будем ссориться. Вздыхаю и говорю ему:

— Мне нравится другой человек.

Он снова играет в пинбол. Я опять отправляюсь в туалет, надеясь, что кто-нибудь сядет за наш столик. Я стою в очереди с теми же людьми, с которыми стояла в прошлый раз. Когда я возвращаюсь к столику, он уже там.

— Что не так?

— Мне нравится другой, — говорю я.

Заходит Симпатяга Джозеф, с которым спит милашка Алекса из Рокауэя, и что-то передает бразильцу.

Тут я замечаю Пола. Он смотрит на Джозефа, затем на бразильца. Пол с новой прической — платформой, которая смотрится о’кей, привлекательно для лохов, он смотрит на меня, а я поднимаю брови и улыбаюсь. Он смотрит на Шона, затем на меня и устало машет. Потом опять переводит взгляд на Шона.

— Я хочу узнать тебя, — ноет Шон.

— Что?

— Узнать тебя. Я хочу узнать тебя, — молит он.

— Что это значит? Узнать меня? — спрашиваю я. — Узнать меня? Никто никогда никого не узнаёт. Никогда. Ты никогда меня не узнаешь.

— Послушай, — произносит он, трогая меня за руки.

— Ты успокоишься? — говорю я ему. — Мотрина хочешь?

Рядом с джукбоксом завязывается драка. Старшекурсники хотят поставить кассеты и выключить из розетки джукбокс. Первогодки против, и я пытаюсь на этом сосредоточиться. Заканчивается тем, что первогодки побеждают только потому, что они больше, чем старшекурсники. Физически мощнее. Как так получилось? Начинает играть «Boys of Summen»[26]. Думаю о Викторе. Шон поднимается поиграть в пинбол с несчастным Франклином. Игра называется «Флеш-рояль». Там загораются король, королева и валет — они глядят прямо на человека, который играет, а короны на их головах гаснут и загораются каждый раз, когда игрок набирает очки. Какое-то время это забавно.

Я бросаю взгляд на Пола через полный «Паб». Он выглядит жалко. Он смотрит на Шона. Таращится на Шона. Шон не перестает смотреть на меня, будто бы знает, что на него смотрит Пол, а Пол все так же пялится на Шона. Шон замечает это и, краснея, выкатывает глаза и снова поворачивается к автомату для игры в пинбол. Я снова гляжу на Пола. Он сминает свой пластиковый стакан из-под пива, обеспокоенно смотрит в сторону. И я начинаю что-то догонять, но потом думаю — нет, ни в коем разе, нет, ни в коем случае. Только не это. Я перевожу взгляд обратно на Шона, меня озаряют смутные догадки, но потом они исчезают, потому что он-то не таращится на Пола. А затем на меня находит злость — я начинаю вспоминать, какой же это был ужас с Полом и Митчеллом. Все отрицающий Пол, какой жалкой я сама себе казалась, думая, как должна была себя вести, когда никакой конкуренции не было вовсе. Если бы с Полом в те выходные на Кейп-Коде была очередная девушка, а не Митчелл или очередная девушка здесь, в «Пабе», прямо сейчас, воздыхающая о Шоне, — все было бы хорошо, прекрасно, «решать вопрос» было бы просто. Но это был Пол, и это был Митчелл, и ничего сделать было невозможно. Говорить басовитей? Невзначай упомянуть, что мне надо побриться, как решили мы с Джуди, помирая от смеха, однажды ночью в прошлом семестре, но потом уже стало совсем не смешно, и мы прекратили. Тут меня озаряет, что, может, мистер Дентон таращится на меня, а не на Шона. «Boys of Sum-тег» заканчивается, начинается снова.

Руперт присаживается рядом со мной, в футболке с Дэвидом Боуи, фетровой шляпе и все в той же ужасной маске, и предлагает мне кокс. Спрашиваю его, где Роксанн. Он говорит мне, что она ушла домой с Джастином. Просто улыбаюсь.

В Нью-Йорке была полная суматоха. Кончилось тем, что я остановился у одной девчонки из Акрона, которая считала, что письма ей приходят с Юпитера. У нее не было бедер, и она работала моделью для джинсов «Житано», и все равно — тоска зеленая. По-любому она просекла, что я гуляю с дочкой Филипа Гласса, и выкинула меня на улицу. После пары ночей в «Морганз» я свинтил, не заплатив. Затем остановился у одного кэмденского выпускника на Парк-авеню и отключил все телефоны — не хотел, чтобы родаки узнали, что я вернулся. Пытался устроиться на работу в «Палладиум», но еще один кэмденский перехватил последнюю оставшуюся вакансию — гардеробщика. Стал играть в рок-группе, барыжил кислотой, посетил две сносные вечеринки, затусил с девчонкой, работавшей в «Интервью», которая пыталась пристроить меня в «Хантер», встречался еще с одной моделью — одной из ассистенток Малькольма Макларена, пытался вернуться в Европу, но одним холодным ноябрьским вечером, когда не было вечеринок, решил отправиться обратно в Нью-Гэмпшир и Кэмден. Меня подбросила Роксанн Фостер, приехавшая в город на какую-то кинопремьеру или открытие очередного ресторана каджунской кухни, и я остановился у нее и Барыги Руперта в Северном Кэмдене, что было круто, так как у него были неограниченные запасы отличной индийской шалы и рождественских бошек. Ну и хотелось поймать Джейме. Когда я позвонил в Кэнфилд, к телефону подошла девушка с незнакомым голосом.

— Алло? Кэнфилд-хаус.

— Алло? — произнес я.

Возникла пауза, а потом девушка узнала мой голос и назвала меня по имени:

— Виктор?

— Да? Кто это? — спросил я, думая, не Джейме ли это; я все еще злился, что ее не было на Манхэттене, когда я вернулся.

— Виктор, — засмеялась девушка, — это же я!

— Ну да, — произнес я, — ты.

Руперт сидел на полу, пытаясь склеить бон г из пивных банок, но он был невменяем и только и делал, что ржал. Глядя на него, я тоже стал уссываться, и сказал голосу в трубке:

— Ну а ты-то как?

— Виктор, почему ты мне не позвонил? Где ты? — спросила она.

Либо и вправду так сказала, либо меня накрыло не по-детски.

— Я в городе Нью-Йорке, где красивые девчонки, жизнь как на помойке и пташки малы, но стойки.

Я рассмеялся, потом заметил телодвижения со стороны Руперта. Он вскочил, поставил кассету Run DMC и тоже начал рэповать, держа бонг из-под пива «Кирин», как микрофон.

— Дай мне, — сказал я, потянувшись к бонгу.

— Мне было… — Голос угас.

— Как тебе было, сладкая? — спросил я.

— Я ужасно по тебе соскучилась, — произнесла она.

— Слушай, сладкая. Ну, я тоже по тебе соскучился. Эта девчонка бредила, и я снова начал ржать, пытаясь запалить бонг, но трава только вываливалась.