Преторианец - Валерий Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вручаю тебе сей меч, – проговорил Аттиан, – за храбрость, явленную римлянам, а паче того – за верность товарищу! Это в наши подлые времена – редкость!
Толпа, желание которой исполнил префект, завыла и заголосила в тысячи глоток. В Лобанове даже ворохнулась слабая тень признательности к «Сенату и народу римскому».
– Эрго,[90]– медленно проговорил Лобанов, – я отпущен на волю?
Аттиан усмехнулся одними губами.
– Рудис освобождает от боев на арене, – пояснил префект, – и только. А воля… Волю надо заслужить, рудиарий. Ступай!
Потрясенный и измочаленный, Сергей спустился и пошагал через арену, провожаемый свистом и клекотом перевозбужденной толпы. Навстречу ему выбежали Гефестай, Искандер и Эдик. Морды их сияли. Друзья орали приветы, а Лобанов отмахивался, советуя не тратить времени на пустяки.
– Лучше, вон, золотые соберите, – посоветовал он, – пригодятся в хозяйстве…
3
Сергей до того вымотался, что даже обед не осилил. Все равно ложку ко рту не поднести, до того рука тряслась… Вечерком друзья набились в каморку к Лобанову, поздравляли, кое-как накормили его сыром, хлебом и вином – спиртосодержащую жидкость Сергий тянул через соломинку.
Лобанов думал, что долго не сможет уснуть. Но минут пять поворочался, перебирая в памяти картинки дня, и очнулся с рассветом, бодрый и выспавшийся. Усталость в теле еще жила, но была она приятной, не наливала руки-ноги свинцом, не полнила голову туманом безразличия равно к жизни и к смерти.
Сергей с приятностью потянулся, полюбовался рудисом. Свербило, правда, на душе: он-то свободен, а друзья как? В середине июля пройдут игры в честь Аполлона, а двумя неделями раньше начнется Форс Фортуна. И все ли уцелеют? Или он один доживет до конца лета?
Повернув голову, Сергей обнаружил, что лежак Эдика пуст. Ну и ему не пристало вылеживаться… Поднявшись, с удовольствием покряхтев, размяв затекшие члены, он выбрался в галерею. Неожиданная свобода нарушила четкое течение его жизни, Сергей выпал из общего строя и не знал, куда себя девать и как собой распорядиться. Обычно рудиарии в наставники идут, готовить молодое пополнение…
Прошмурыгав в парадную комнату, он выглянул во двор. Никого… Только Гоар Багатарыч слоняется одиноко вдоль высоченного каменного забора. Наверное, все в трапезной, решил Лобанов и услышал необычный шум. Дверь караулки с треском распахнулась, во двор повалили легионеры в полном боевом. Э, нет… Это не простая солдатня! Золоченые кирасы с выдавленными орлами, лиловые плащи… Преторианцы! Ого! Лобанов покачал головой. Если сравнивать преторию с веком двадцатым, то изыщешь лишь одно соответствие – с Германией. С войсками СС. Эсэсовцы тоже были привилегированными. Тогда, усмехнулся Сергей, Публий Ацилий Аттиан – тип навроде Гиммлера!
Преторианцы заняли портик, блокировали переходы в оружейные мастерские, в арсенал, в триклиний, в соседние казармы. По широкой лестнице, ведущей на второй этаж, в помещения ланист, скатился Севий Никанор Пот и грянулся на четыре кости. Двое преторианцев подхватили его и поставили на ноги. Сергей, от греха подальше, укрылся за обшарпанной колонной. На минуту все затихло, а потом во двор неторопливо прошествовал сам префект претория. Он о чем-то тихо спросил препозита. Севий затараторил объяснения, путая их с оправданиями. Префект послушал, кивнул и двинулся к лестнице. Двое преторианцев шатнулись было за ним, но Аттиан остановил их. «Так… – подумал Сергей. – Это становится интересным…»
Из темной галереи донеслись шаги неторопливо ступавшего префекта, забелела худая фигура.
– Сальве, рудиарии, – спокойно поздоровался Аттиан.
– Сальве, – ответил Сергей.
– Я человек занятой… – неспешно заговорил Аттиан, оглянулся, обнаружил скамью и присел, со вздохом облегчения вытягивая больную ногу. – Долго болтать мне недосуг, – продолжил он и улыбнулся, вспомнив вчерашний разговор в цезарской ложе. – Как тебе нравится наш новый император? – спросил префект неожиданно.
Лобанов пожал плечами, гадая что к чему.
– Ну, я не девушка, чтобы он мне нравился, – ответил Сергей, заметил поджимание губ своего визави и, усмехнувшись, договорил: – Но мужик вроде нормальный. Остановить войну – ого! – это надо уметь! За одно это императора можно уважать, а если он и дальше будет… хм… за мир во всем мире, то – слава императору!
Аттиан кивнул вполне удоволетворенно.
– Только я Адриану не завидую, – добавил Сергей. – Это ж сколько врагов он уже нажил и скольких еще наживет! Уйму! Воякам война выгодна, а он их в казармы!
– О! – просиял Аттиан. – В том-то и дело! Потому-то я и здесь! Те, что пыжатся во дворце, – сказал он с легким пренебрежением, – еще не претория. Это все сынки нобилей, они только и годны, что во дворцах службу нести, толку от них не добьешься. А теперь слушай, Сергий Роксолан, и помни: все, что я тебе скажу, – тайна. Раскроешь ее кому – схлопочешь стрелу в затылок.
– Не пугай, префект, – усмехнулся Сергей, – пуганы мы.
Аттиан только хмыкнул.
– Тогда слушай, – посерьезнел он. – Есть в претории кентурия особого назначения… Ее бойцы выполняют поручения самого щекотливого свойства и миссии, которые считаются невыполнимыми. Служат в той кентурии и свободные, и рабы, и вольноотпущенники. Больше всего туда набрано гладиаторов – лучших из лучших! Набираю бойцов я лично и предлагаю послужить в ней и тебе, Сергий Роксолан.
Сердце Лобанова дало перебой и затарахтело как сумасшедшее.
– И… что я буду иметь? – поинтересовался он, чтобы не сразу орать «согласен!». Несолидно как-то…
– Платить тебе станут, как и всем преторианцам, – не торопясь ответил префект, – а они получают втрое больше легионеров… Тыщи три денариев в год. А сослужишь императору хорошую службу, и он одарит тебя волей. А то и виллой. Согласен?
– Согласен, – твердо сказал Сергей, – если только…
– Если что? – нахмурился префект.
– Если вы и моих друзей пристроите со мною вместе! Ребята отличные, не хуже меня, всю жизнь их знаю! Проверены!
– Ну, раз проверены… – Префект ухмыльнулся, покачал головой, не выдержал и рассмеялся. – Согласен!
Отцепив от пояса тяжеленький кошель-кремену с золотыми денариями, он протянул его Сергею и отдал первый приказ:
– Сегодня вы покинете «Лудус Магнус». С прокуратором школы я поговорю. Наймете жилье, приоденетесь, купите хорошие мечи и явитесь в кастра преториа через три дня. Vale![91]
1
С лязгом захлопнулась калитка «Лудус Магнус», и четверо гладиаторов остались одни. Перед ними тянулась виа Лабикана, за их спинами высилась мрачная стена школы, единственная, возле которой не громоздились лавки, ларьки, лотки, не бросали тень навесы портиков, подпертые колоннами или аркадой. Ни единого зеленого кустика нигде видно не было, но густой жасминный дух витал над улицей, побуждая высматривать хорошенькие личики девушек. Римляне шли толпами – прогуливались, тащили товар на продажу, возвращались с покупками, вели на поводу осликов, груженных парой амфор или двумя высокими коническими корзинами. Сапожник примерял сапоги курчавому юноше, медник паял котелок, предприимчивый старикан сидел под стеною дома в обнимку с самоваром и угощал желающих кислой кальдой – горячим вином с водой. На веревках, перекинутых через улицу, сушилось белье, а выше беломраморных фасадов и красных черепичных крыш невинно голубело небо.