Кафка на пляже - Харуки Мураками

Парень достал из бумажника телефонную карточку и протянул Накате.

– Возьмите, пожалуйста. Телефонная карточка нашей фирмы. Вам еще ехать… Это на память. Извините, что такой пустяк.

– Спасибо. – Наката взял карточку и бережно вложил ее в бумажник. Он никогда никому не звонил и не знал, как пользоваться такими карточками, но решил не отказываться. Было три часа дня.

Поиск водителя, который довез Накату до Фудзикавы, занял чуть не целый час. Он работал на рефрижераторе, перевозившем свежую рыбу. Крупный такой мужик, лет сорока пяти, руки толстые, как бревна, живот вперед.

– Только у меня рыбой воняет, – предупредил он.

– Наката любит рыбу.

Водитель рассмеялся:

– Чудной ты какой-то!

– Да-да. Обо меня иногда так говорят.

– А я люблю чудаков. А тем, кто с виду как все, такие правильные… им, наоборот, не верю.

– Неужели?

– Правда. Вот такое мое мнение.

– А у Накаты никакого мнения нет. Наката угря любит.

– Тоже мнение. Любишь угря.

– Разве это мнение? Про угря-то?

– Еще какое! Мнение что надо. Первый класс.

Так и ехали до Фудзикавы. Водителя звали Хагита-сан.

– Ты как думаешь, Наката-сан, что дальше с миром будет?

– Извините, но у Накаты голова плохо работает, поэтому в таких вещах он совсем не разбирается.

– Когда свое мнение имеешь и когда котелок неважно варит – это ж разные вещи.

– Хагита-сан, но если человек не соображает, значит, он и думать не может.

– Но угря-то ты любишь? Так ведь?

– Так. У Накаты угорь – любимая еда.

– Вот тебе, пожалуйста, взаимосвязь.

– Да ну?..

– А оякодон[35] любишь?

– Очень. Оякодон – тоже любимая еда.

– Опять, выходит, взаимосвязь, – сказал водитель. – Вот так эти связи накапливаются одна за одной, и сам собой смысл получается. Чем больше взаимосвязей, тем глубже смысл. Тут все подходит: и угорь, и оякодон, и жареная рыба. Понимаешь?

– Не очень. Это к еде относится?

– Не только к еде. И к электричке, и к императору. К чему угодно.

– Наката на электричке не ездит.

– Это не важно. Я вот что хочу сказать: пока жив человек, с кем бы ему ни приходилось иметь дело, у всего, что его окружает, смысл появляется. Сам собой. Самое важное – как: естественно или не естественно, а не то, какая голова – хорошая или плохая. Увидишь ты это своими глазами или нет? Вот в чем дело-то.

– У вас, Хагита-сан, голова хорошо работает.

Хагита расхохотался:

– От головы это не зависит, я тебе говорю. Какая уж у меня особо голова! Так, есть мыслишки кое-какие. Потому-то меня все и сторонятся. Считают, что я слишком умный. Мне и самому иногда кажется, что я народу в тягость.

– Наката еще никак не поймет… Наката любит угря, Наката любит оякодон. В этом есть какая-то связь?

– Ну… есть, в конечном итоге. Между человеком по имени Наката и вещами, к которым он имеет отношение, обязательно связь возникает. И между угрем и оякодоном тоже существует связь. А если раскинуть эти связи пошире, то у Накаты сами по себе возникнут отношения с капиталистами, отношения с пролетариатом…

– Проле…

– Пролетариатом. – Хагита оторвал от руля свои огромные ладони и показал попутчику. Они напомнили Накате бейсбольные перчатки-ловушки. – Люди, которые вот так, изо всех сил, до пота, работают, – это и есть пролетариат. А кто сидит в кресле, не сходя с места, другими распоряжается и в сто раз больше меня получает, – тот капиталист.

– Наката капиталистов не знает. Наката бедный, про больших людей ему ничего не известно. Из больших людей Наката только губернатора Токио знает. А господин губернатор – капиталист?

– Э-э-э… Как тебе сказать… Губернатор – он что-то вроде собаки у капиталистов.

– Господин губернатор – собака? – Наката вспомнил огромного черного пса, который привел его в дом Джонни Уокера, и представил, как может выглядеть господин губернатор в таком устрашающем обличье.

– Деваться некуда от этих собак. Гончие псы.

– Гончие?

– Так собаки называются, которые быстро бегают.

– А кошек у капиталистов не бывает? – поинтересовался Наката.

Услышав эти слова, Хагита рассмеялся во весь голос.

– Ты и впрямь чудак-человек, Наката-сан. Мне такие очень нравятся. Кошки у капиталистов… Уникально. Вот уж мнение так мнение!

– Хагита-сан!

– Чего?

– Наката бедный, он от господина губернатора каждый месяц пособие получал. А что? Нельзя было?

– И сколько же выдают?

Наката назвал сумму. Хагита озадаченно покачал головой.

– Трудновато в наше время прожить на такие деньга.

– Нет. Накате много денег не нужно. А потом, кроме пособия, Накате еще денег дают. За то, что он ищет соседских кошек, которые пропадают.

– Ого! Значит, ты профессиональный кошкоискатель, – с восхищением проговорил Хагита. – Вот это да! Настоящий уникум, честное слово!

– А еще Наката по-кошачьи умеет говорить, – пустился в откровения Наката. – Понимает кошачий язык. Поэтому нашел много пропавших кошек.

Хагита кивнул:

– Ясное дело. Чтоб ты, да с таким пустяком не справился! Ничего удивительного.

– Но совсем недавно Наката вдруг разучился с кошками разговаривать. Почему так?

– Все в этом мире меняется, Наката-сан. Каждый раз ночь кончается, начинает светать. Но мир уже изменился, уже не такой, как вчера. И Наката-сан уже другой, не вчерашний. Понимаешь?

– Да.

– И взаимосвязь меняется. Кто капиталист? Кто пролетарий? Где право? Где лево? Информационная революция, опционы по акциям, текучесть капитала, реорганизация труда, транснациональные компании… Что плохо? Что хорошо? Границы между понятиями постепенно стираются. Может, из-за этого ты и перестал кошачий язык понимать?

– Наката знает только, где право, а где лево. Вот сюда – право, а туда – лево. Что? Не так?

– Все правильно, – согласился Хагита. – Так и есть.

Напоследок попутчики отправились перекусить в столовую в зоне обслуживания. Хагита заказал угря и расплатился за две порции. Наката настаивал, что платить будет он, в знак благодарности за то, что Хагита его подвез, но тот лишь покачал головой.

– Да ладно тебе. Я не богач, но еще не докатился до того, чтобы меня кормили из жалких грошей, что тебе выделяет токийский губернатор.