Дневник - Чак Паланик

СЕГОДНЯ ВО ТЬМЕ сумрачной лесной просеки, зеленых бархатных окрестностей за дверьми вестибюля, срабатывает пожарная сигнализация гостиницы. Один непрерывно дребезжащий звонок, – он вырывается из парадных дверей так громко, что телерепортеру приходится выкрикнуть:

– Так, похоже, какие-то проблемы!

Летние люди, мужчины с зачесанными назад волосами, темными и жесткими от какого-то средства для укладки. Женщины, сплошь блондинки. Все орут, чтобы перекричать дребезжание сигнализации.

Мисти Уилмот, величайшая художница всех времен и народов, рвется сквозь толпу, пробиваясь и проталкиваясь в сторону сцены в Древесно-золотой столовой. Хватаясь за локти и бедра этих худеньких особ. Вся стена за сценой занавешена и готова к открытию. Полотно, ее работа, все еще скрыто. Замуровано. Ее дар будущему. Часовая бомба.

Ее миллион мазков краски, правильно собранных в целое. Моча коров, накормленных листьями манго. Чернильные мешочки каракатиц. Вся эта химия с биологией.

Ее ребенок где-то среди этой оравы. Тэбби.

Сигнализация все звонит и звонит; Мисти взбирается на стул. Влезает на стол, на шестой столик, где Тэбби лежала мертвой, где Мисти узнала, что Энджела Делапорта прирезали. Возвышаясь над толпой в белом платье, когда люди поднимают глаза, летние мужчины ухмыляются ей, – Мисти без нижнего белья.

Подвернув перерожденное свадебное платье между тощих бедер, Мисти орет:

– Пожар!

Поворачиваются головы. Глаза поднимаются на нее. В дверях столовой появляется детектив Стилтон, начиная пробираться сквозь толпу.

Мисти кричит:

– Прочь! Спасайтесь! – орет Мисти. – Если вы останетесь здесь, случится ужасное!

Предупреждения Питера. Мисти мечет их над толпой.

«Мы убьем каждого из детей Божьих, если это значит спасти наших».

Позади нее маячит занавес, укрывающий всю стену, ее собственный автопортрет, то, чего Мисти о себе не знает. То, чего она не хочет знать.

Летние люди смотрят снизу, сжав складочные мышцы, сведя брови. Губы тонко вытянуты и опущены треугольной мышцей.

Пожарная сигнализация перестает трезвонить, и на миг одного вздоха слышен только океан снаружи, шипение и биение каждой из волн.

Мисти орет, чтобы все заткнулись. Все – слушайте молча. Кричит – она знает, о чем говорит. Она – величайшая художница всех времен. Реинкарнация Томаса Гинзбурга, Клода Моне и Мэри Кэссет. Она орет, мол, ее душа бывала Микеланджело, да Винчи и Рембрандтом.

Потом какая-то женщина выкрикивает:

– Это она, художница! Это Мисти Уилмот!

И какой-то мужчина подхватывает:

– Мисти, дорогая, довольно интриговать!

Женщина кричит:

– Срывай занавес, и делу конец!

Женщина и мужчина, которые кричат – это Грэйс и Гэрроу. Меж ними двумя они держат за руки Тэбби. А глаза Тэбби заклеены липкой лентой.

– Эти люди, – кричит Мисти, показывая на Гэрроу и Грэйс. Волосы свисают ей на лицо, Мисти орет. – Эти злодеи использовали своего сына, чтобы сделать мне ребенка!

Мисти кричит:

– У них моя дочь!

Орет:

– Стоит вам увидеть то, что за занавеской, и будет уже слишком поздно!

А детектив Стилтон взбирается на стул. Один шаг, и он выше. Еще шаг – и он рядом с ней на шестом столике. Позади них висит огромный занавес. Правда обо всем на свете всего в нескольких дюймах рядом.

– Да! – выкрикивает другая женщина. Пожилая островитянка Таппер, с черепашьей шеей, которая болтается в кружевном вороте платья, кричит. – Покажи нам, Мисти!

– Покажи нам! – подхватывает какой-то мужчина, пожилой островитянин Вудз, опираясь на палку.

Стилтон тянется рукой за спину. Говорит:

– Вы почти заставили меня поверить, что вы в своем уме, – и его рука появляется с наручниками. Он защелкивает их на ней, утаскивая Мисти прочь, мимо Тэбби с заклеенными глазами, мимо всех летних людей, которые качают головой. Мимо аристократов острова Уэйтензи. Назад, сквозь лесную поляну зеленого бархатного вестибюля.

– Мой ребенок, – говорит Мисти. – Она осталась там. Мы должны забрать ее.

А детектив Стилтон передает ее блюстителю порядка в коричневой форме, со словами:

– Ваша дочь, которая, как вы говорили, мертва?

Ее смерть была инсценировкой. Все смотрят, превратившись в собственные статуи. В собственные автопортреты.

Снаружи гостиницы, у подножья ступеней крыльца, блюститель порядка открывает заднюю дверцу патрульной машины. Детектив Стилтон объявляет:

– Мисти Уилмот, вы арестованы по обвинению в покушении на убийство вашего мужа, Питера Уилмота, и в убийстве Энджела Делапорта.

Она была вся в крови в утро после того, как Энджел был зарезан в постели. Энджел пытался похитить у нее мужа, у Мисти, у той, кто обнаружила тело Питера в машине.

Сильные руки заталкивают ее на заднее сиденье патрульной машины.

А из гостиницы доносится голос телерепортера:

– Дамы и господа, снятие занавеса.

– Под замок. Отпечатки. Дело, – командует детектив. Хлопает блюстителя порядка по спине и добавляет. – Я схожу внутрь, гляну, о чем был весь этот шум.

ЕСЛИ ВЕРИТЬ ПЛАТОНУ, мы живем в цепях в темной пещере. Мы прикованы, поэтому можем видеть только заднюю стену катакомбы. Можем различить только тени, мечущиеся по ней. Это могут оказаться тени чего-то, что движется снаружи пещеры. Могут оказаться тенями людей, прикованных рядом.

А может быть, каждый из нас видит только собственную тень.

Карл Юнг называл это эффектом тени. Он сказал, что мы не способны рассмотреть окружающих. Вместо этого мы видим аспекты собственной личности, отброшенные на них. Тени. Проекции. Наши ассоциации.

Как старые художники, которые садились в темной комнатушке и обводили картинку того, что стояло за крошечным окном, в ярком свете солнца.

Камера обскура.

Не точный образ, но зеркальный, или вверх ногами. Искаженный зеркалом или линзой, через которую он падает. Наше ограниченное личное восприятие. Наш крошечный багаж знаний. Недоделанное образование.

То, как зритель определяет видимое. То, как художник мертв. Мы видим то, что нам хочется. Мы видим лишь себя самих. Все, что нам может дать художник – вещь для осмотра.

Просто на заметку: твоя жена арестована. Но она это сделала. Они это сделали. Мора. Констенс. И Мисти. Они спасли ее ребенка, твою дочь. Она спасла себя саму. Они спасли всех.

Блюститель порядка в коричневой форме отвез Мисти через паром на континент. По дороге этот блюститель зачитал ей права. Передал ее другому блюстителю порядка, снявшему с нее отпечатки пальцев и обручальное кольцо. Мисти осталась в свадебном платье, блюстительница отобрала у нее сумочку и туфли на высоком каблуке.