Знахарь - Марина Александрова

Как хотелось Филиппу в эти драгоценные минуты увидеть Татьяну. Хоть издали… Но время проходило в тихой беседе, а смелости спросить о ней у Филиппа не хватало.

По неторопливым разговорам и обрывкам фраз, доносившихся от Анны и присоединившихся к ней слуг, Филипп все больше убеждался в своих догадках относительно неизбежного конца величавых правителей страны.

Какой же жалкий вид был у тех, кто окружал Николая II и Александру, по сравнению с великолепными свитами прежних царей. Казалось, что это замечают все, но уже давно смирились.

Тут Филипп стал вспоминать туманные рассуждения Распутина о Романовых.

— Для Николая и Александры, как и для всех родителей, самым важным в жизни стала забота о царевиче Алексее. Но несведущие люди не понимают их печали, потому и норовят отравить их жизнь. Я все больше и больше удивляюсь лицемерию и интриганству его ближайшего окружения!

Тогда Филипп не совсем понял, о чем говорил Григорий Ефимович, а теперь все стало на свои места. Здесь не было двора со всеми знаменитыми личностями, здесь была семья. Семья со своей бедой, со своими радостями, заботами и… императором.

* * *

Из книг и по рассказам Филипп знал, что предыдущие цари России окружали себя выдающимися государственными мужами, искусными дипломатами, ловкими интриганами. В те поры затевались изощренные интриги на фоне пышных балов и войн, велась тонкая политическая борьба и совершались государственные перевороты.

Хоровод разномастных личностей составлял в те времена царское окружение: великие князья и княгини, многочисленные дядья и тетки, кузены и кузины царя, которые в зависимости от степени родства оказывали на него влияние, гордые наследники древних родов, министры, призванные на аудиенцию, в парадных, расшитых золотом мундирах, полководцы при орденах, высшие иерархи церкви с золотыми крестами на груди, курьеры и адъютанты, постоянно снующие с важными сообщениями, букет придворных дам, княгинь и графинь — молодых и старых, прекрасных и некрасивых женщин в богатых туалетах, усыпанных драгоценностями.

Все они посещали пышные приемы, торжественные обеды, великолепные балы, придавая царскому двору красочное оживление, только ему присущий колорит, который соединял в себе утонченность и импульсивность европейских городов с тяжелой роскошью азиатского деспотизма.

В тот период царская резиденция, где бы она ни находилась, была подлинным центром государственных и политических интересов, общественных устремлений, интриг и тщеславия.

Но уже при Александре III жизнь царского двора понемногу начала терять прежний блеск. Последние годы своего правления царь проводил вдали от Петербурга — во дворце в Гатчине или в Крыму. Зимний дворец, где раньше была сосредоточена придворная жизнь, опустел.

Когда наступило время Николая II, практически прекратились официальные приемы. Царь любой ценой старался не приглашать к себе министров и советников, предпочитая получать их доклады письменно. Все реже появлялись при дворе уважаемые и выдающиеся личности. Непонятно было, живы ли они вообще. Ни царь, ни царица не проявляли к ним интереса. Не хватало также новых молодых государственных мужей и дипломатов. Царь не умел, да и не хотел привлекать новых, достойных людей. Целеустремленным политикам не хватало просто стимула для крупных политических баталий между интригующими дипломатами, которые когда-то держали всю Россию в напряжении. Они самоустранились, оставляя поле борьбы карьеристам мелкого пошиба.

Так и ближайшие родственники царственной четы — дядья и тетки, кузены и кузины — исчезали с горизонта один за другим. Из года в год сокращалось число приборов на столе, за которым во время официальных приемов собиралась вся семья. И теперь семья, как правило, собиралась лишь на траурных богослужениях, когда кто-то из князей умирал или становился жертвой покушения.

Представители древних родов также все реже бывали гостями в Царском Селе. Часть из них самоустранилась, остальных царь мягко устранил сам.

Холодные и лживые спутники императора — министры, полководцы, высшие церковные иерархи — были ненавистны царю. Они приводили его в отчаяние своими вечными докладами, и царь был счастлив, когда ему удавалось отделаться от них.

Филипп был сам свидетелем того, как курьеры и адъютанты часами ожидали в приемной, потому что царя в данный момент не интересовали важные события, происходящие где-то в мире. Экзотические привратники в белых тюрбанах целыми днями скучали и зевали у дверей, которые теперь редко открывались для гостей.

Царица ненавидела, боялась и не терпела своих придворных дам, этих княгинь и графинь, молодых и старых. По ее мнению, они были «плохими, лживыми, готовыми в любой момент предать, начать интригу, распустить слухи». Мужчины, по ее мнению, были куда благороднее и не такие лживые лицемеры.

Филипп, теперь уже зная, что Николай и Александра опасались любого постороннего человека, был благодарен Распутину, который без труда сумел убедить сиятельных особ в крайней преданности молодого знахаря. И первой поверила ему царица.

Она же и поддержала Вырубову, когда та решила познакомить Филиппа с принцессами.

С тех пор Филипп грезил мечтой увидеться с Татьяной. Та, первая встреча была так неожиданна и скоротечна, что у него не было в тот момент ни одной мысли в голове. Он просто смотрел на нее и не мог понять причину своего смутного беспокойства.

* * *

— …Вы составите мне компанию, мой молодой друг? — вдруг донесся до него голос Анны.

— А? Что? Простите, я задумался, — рассеяно ответил Филипп.

Нилов, внимательно следивший за ним, неприятно рассмеялся, но не произнес ни слова вслух.

— Я предлагаю вам встретить великих княжон с прогулки, — очаровательно улыбаясь, повторила Вырубова.

Филипп и сам не заметил, как встал и предложил руку Анне.

— Да, конечно.

Они вышли из дома и под строгим надзором охранников и в сопровождении конвоя солдат, пошли к воротам.

— Вы странный человек, Филипп. У вас была бы выдающаяся судьба, так как личность вы, несомненно, сильная. Но оказавшись в тени Распутина и затерявшись в круговерти непростых событий вы стали совершенно незаметны. Вам не жаль себя? — спросила Вырубова. Он понял, что она имела в виду его чувства, испытываемые к молодой княжне.

— Вы умная женщина, Анна, я восхищен вашей проницательностью, но, поверьте, я готов стать даже неодушевленным предметом, лишь бы быть рядом, — нисколько не смущаясь, ответил Филипп.

— Вы влюблены? — осторожно спросила она.

— Думаю, вам не понравится описание, которым я определяю свое состояние, — он внимательно посмотрел ей в глаза и, убедившись, что этой женщине можно доверять, добавил: — Это жалость.

Тут показалась карета и Анна помахала рукой выглядывающей Татьяне. При виде молодого человека щеки княжны стали пунцовыми, а из кареты послышался дружный девичий смех.