Продается Таня. 20 лет - Бранко Миленкович

– Все в порядке, можешь выходить.

У меня язык прилип к гортани. Я прошла вместе с ним в гостиную. И окончательно смешалась, когда увидела прямо на столе, у вазы с цветами, огромную пачку денег – американских долларов.

Я не задавала вопросов, но Эсад сам объяснил, в чем дело:

– Это люди одного из моих деловых партнеров. Они принесли деньги для предприятия, которое мы вместе основали два месяца назад. Сейчас товар нашел покупателя, и тот выполнил договор – передал деньги. Мы ввезли большую партию кожи из России. Я уже думал, что инвестиция прогорит, но не тут-то было! Я спросил, как они набрались терпения так упорно продолжать звонить. Оказывается, их хозяин объяснил, что у меня огромная квартира и я могу не сразу открыть. Предусмотрительный человек, однако, ха-ха…

Только я хотела спросить его, когда же придет наконец Сафет, как в дверь опять позвонили.

Не было причин принимать особые меры предосторожности. В дверях стоял Сафет. По его уставшему и осунувшемуся лицу можно было догадаться, что сегодня у него был непростой день.

– Эсад, дай мне выпить, пожалуйста! Я очень устал, надо немного взбодриться, чтобы кровь разогнать.

Потом он посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:

– Пришлось сегодня из-за тебя поругаться с Исмаром, девочка.

– Что случилось, Сафет? Расскажите, прошу вас! Мне правда очень жаль! Что было с Исмаром, он раскрыл вашу тайну?

– Нет, но что-то подозревает. Я же говорил тебе, он умный мужик. Чуть до кулаков дело не дошло… Ну это я слегка преувеличиваю, конечно. Хотя мы одна семья, и знаем, где границы, за которые не стоит заходить. Мы несколько раз серьезно ссорились, и из-за семейных дел, и по работе. Сегодня начали с работы, а потом перешли на семейное. Я использовал ситуацию и перешел в наступление, напал на него из-за тебя.

– Из-за меня?

– Да, я сказал, что он был невнимателен, когда продал тебя этому крестьянину, что это глупость, которая могла ему дорого стоить. Он взбесился, начал расспрашивать меня, почему я так о тебе беспокоюсь, на что я ему ответил, что я о нем беспокоюсь, а не о тебе, что он все более нервный, что проявилось и в ссоре из-за наркотиков. Я спросил его, знает ли он, где ты сейчас находишься, и почему он верит в басню крестьянина, что тебя забрали неизвестные люди. Что, мол, если все это фарс, в который его заставили поверить? За этим может скрываться все что угодно. Под конец он замолчал. На самом деле он пробормотал себе под нос, что тебя надо найти. Поэтому я поручил Эсаду перебросить тебя на пару дней из дома, так ты и оказалась тут.

Потом мы долго разговаривали. Эсад приготовил замечательный ужин, мы пили португальские вина, а атмосферу создавали песни Мирослава Илича и Лепы Брены. Я удивилась, когда услышала их тут, а Эсад объяснил, что очень любит слушать эту музыку и получает ее через друзей. Мы сидели до раннего утра. Слушали и Хариса Джинивича, которого я знаю, и какого-то народного певца из Сараева, о котором, кажется, я раньше не слышала. В ту ночь Сафет тоже остался ночевать у Эсада. У меня была комната с окнами, выходящими на маленький скверик. Я проснулась около десяти. Они оба уже сидели и пили кофе.

Я оставалась у Эсада два дня. Мне все время мерещилось, будто он, когда мы останемся наедине, попытается предложить мне то, к чему я не готова. Но это был приятный страх. Этого не случилось. Эсад был по отношению ко мне исключительно корректен, иногда смотрел на меня дольше, чем полагается, но не более того.

Было воскресенье, когда я вернулась к Хазиле. Она обрадовалась мне как родной. Сафет, который меня привез, не скрывал радости, что за время моего отсутствия никто не пытался вломиться в дом, телефон не звонил, ничего не произошло, что могло бы вызвать наши подозрения.

– Деточка, будь готова этой ночью. Завтра утром около девяти мы заедем за тобой. Все готово, едем к границе. То есть ты едешь домой, – выпалил он сразу.

Я подпрыгнула от радости. Не могла поверить его словам.

Наступил момент, которого я ждала четыре года: наконец-то я еду в Белград! Я чувствовала себя примерно так же, как когда-то, впервые отправляясь на летние каникулы со школой. Первое путешествие, которое я помню, – поездка в Тару. Ночью перед отъездом из Белграда я долго не могла заснуть. Так было и сейчас в Стамбуле. Я быстро упаковала свои вещи в два чемодана, приняла душ и собиралась как следует выспаться.

Но не тут-то было! Сон не шел. Сначала я просто лежала и плакала от радости. После эйфории вдруг пришел страх перед поездкой, я просто боялась встречи с родителями и друзьями, оставленными в Белграде. Что я им скажу, когда они спросят меня, где я провела эти четыре года? Я отправляюсь в путь с двумя чемоданами, набитыми шмотками, о которых большинство девушек могут лишь мечтать, но это ведь не единственное, что я заработала за эти четыре года. Я должна что-то придумать, например, что у меня есть денежный счет за границей.

Я не слишком напрягалась на счет родителей: для них я уже придумала историю. Я скажу им, что вместо роскошного бутика в Италии я попала в латиноамериканскую страну, где меня вместе с сотней таких же девушек со всего мира держали в каком-то селе на маленькой фабрике, вроде экспериментальной лаборатории по переработке опиума и производству наркотиков. Я даже не собиралась рассказывать им правду. Думаю, мой папа этого бы не вынес.

Если бы он был жив, я бы не допустила, чтобы хоть словечко из этой истории просочилось в прессу. Он умер в конце 1996 года. Мне было тогда очень тяжело. Пока он был жив, то читал практически все газеты, какие-то покупал, какие-то брал у друзей, – словом, был в курсе новостей. Он бы наверняка понял, что речь идет обо мне, если б прочел мою историю в «Аргументе». Матери я сказала все, и она долго не могла прийти в себя. Она все время повторяла себе самой, что все-таки самое главное, что я вообще осталась жива и вернулась домой. И все-таки о некотором из того, что попадет в книгу и было опубликовано в «Аргументе», я умолчала… Вернемся, однако, в Стамбул.

Я между тем все не могла заснуть. Время шло, и вскоре я заметила, что светает. Я встала, приняла душ еще раз и спустилась. Хазиля была уже на ногах.

Она говорила мне что-то с улыбкой. Это были последние минуты, которые мы провели вместе. Мы сели завтракать. Я удивилась, когда Хазиля кроме хлеба и масла поставила на стол блюдо с копченой свининой. Я не знала, как выразить ей свою благодарность. Сафет говорил, что она ревностная мусульманка, не ест свинины, что в этом доме он собирался с друзьями очень редко. Хазиля иногда готовила свинину, но я не могла и предположить, что она так выразит свое отношение ко мне.

Она приготовила салат из овощей и какой-то гарнир с грибами, которые я раньше не пробовала, он был удивительно вкусным. Я благодарила ее, а она только смотрела и улыбалась. Она пила чай и время от времени подходила к окну, проверяя, не приехал ли Сафет. Скоро мы услышали, как его машина остановилась возле дома. Когда он вошел, я поняла по его виду, что настроение у него отличное.