Шолох. Академия Буря - Антонина Крейн

Кресло-качалка под Стэном опасливо скрипнуло и медленно стало клониться назад («Сбегу через кувырок, как супергерой!»), но леди-ректор недвусмысленно схватилась за спинку. Перед лицом грозной начальницы – яростным и неожиданно близким – Стэн совсем скуксился, втянул голову в плечи.

– Ишь… Просто кто-то украл записи магистра Фоскаша… Кто-то из преподавателей: у адептов нет допуска в тот раздел. Я хотел сам решить этот вопрос, вот во время праздника и начал потихоньку, э-э-э, осматриваться…

Элайяна медленно, нехорошо поджала губы.

– И что, всех осмотрел?

– Нет. Только Клыккер, Шильд’эса, Ранкинса, Джоки и Эренгольта…

Зазвенел гонг, знаменуя начало новой лекции. Стэн облегченно выдохнул: он знал, что у эльфийки сейчас спецкурс, ей придется уйти.

– Зайдешь ко мне после ужина. Обсудим, – с угрозой сказала ректор.

– Я после ужина не могу! – Стэн ухватился за соломинку. – У меня деловая встреча с Морганом Гарвусом.

– Это по какому поводу, интересно?

– У него есть вопросы ко мне. Как к профессионалу по истории и легендам острова! Наверное, тайнами Этерны заинтересовался.

Точеные брови леди-ректора взметнулись вверх.

– Прекрасно. Значит, ко мне ты придешь вместо ужина, – жестко сказала она.

* * *

В классе зелий химичила мрачная Тисса. За круглым деревянным столом в центре мансарды близняшка разливала по формочкам ядовито-зеленую смесь.

Леди-ректор сидела за рабочим столом, склонившись над бумагами.

Бумаги и бумаги – каждый день! Росчерки, ленты, сургуч и печати, заверения в дружбе и мольбы о грантах, чеки и отчеты, сводки, стопки непроверенных работ.

М-да, не так Элайяна представляла жизнь свободной женщины, когда сбегала из-под венца. Ей почему-то казалось, путь к славе гениального ученого будет куда приятнее и быстрее… На деле – тоска тоскливая.

Но она еще своего добьется. И Берти поможет вернуться на материк. А то он такой слабохарактерный – просто кошмар. Ну ничего. Ее силы воли вполне достаточно на двоих.

Эльфийка потянулась к бланку заявки на Нинделовскую премию. Великолепные плотно-кремовые листы с золотыми тиснеными буквами – праздник тактильности, радость для гордости. Жаль, что в такой отвратительный день.

– Готово, – подала голос Тисса.

На деревянной сервировочной доске в ряд сидели тридцать хорошеньких желейных улиток. Маленькая армия красоты.

Невероятно дорогое, сложное и официально запрещенное зелье, чьи ингредиенты практически невозможно найти на материке – зато они есть на острове, что позволило близняшке поупражняться в создании улиток.

Тисса отрапортовала:

– Омоложение на два года сроком на одну неделю. Вкус клубничный. Форма – последний писк столичной моды.

– М-да. Без иррин и не поймешь, как там у тебя с пропорциями, – покритиковала подошедшая леди-ректор, через лупу вглядываясь в улиток. Те медленно шевелили усиками, как живые. – Пусть постоят денек. Завтра опробуешь на себе, тогда и получишь оценку, – решила Элайяна.

И вернулась за стол.

Тисса не стала рассиживаться: быстро и молча ушла из класса. Сегодня они с наставницей почти не общались во время занятия: обе были слишком погружены в свои невеселые мысли.

Так, Элайяна была страшно разгневана с самого утра – едва узнала о гибели птицы иррин. Хотя, кажется, визит к Моргану Гарвусу немного помог эльфийке спустить пар. Тисса видела, какой злой и мрачной Элайяна зашла в Пряничный домик сегодня днем, какой чуть успокоенной вышла. И как озабоченно-хмуро смотрел доктор ей вслед.

Сама Тисса и вовсе окончательно наполнилась мраком и жутью – вместо радости бытия, пропагандируемой священными книгами. Девушке казалось, что после вчерашнего письма от папы, ссоры с Фрэнсом и ночных событий ее жизнь бессмысленна и убога.

Пора признать: она и впрямь ничтожество, все как считает Ноа.

Архиепископ никогда не видел в дочери смысла, считая ее приложением к брату. «Ты мешаешь, Тисса». «Тисса, не лезь». «Тисса, не попадайся мне на глаза». Раньше девушку это возмущало, она боролась, пыталась доказать, что тоже достойна, но каждый раз ее попытки что-то сделать приводили к провалу. И чем отчаяннее Тисса пыталась заслужить прощение брата и одобрение отца, тем резче они ее отталкивали.

Но почему?..

И если все так плохо, когда уже кто-нибудь из них скажет: «Тисса, умри»?

Спрашивается, зачем вообще она поехала сюда с Фрэнсисом! Осталась бы дома или ушла в монастырь – папа предлагал, давно еще. Тогда это звучало плохо; но тогда Тисса еще и не знала, что ее второе имя – провал… Может, ей сбежать куда-нибудь из Бури? Ведь здесь она все равно никому не нужна.

«Живи своей жизнью», – сказал Фрэнсис.

Легко ему говорить. Вся ее жизнь состояла из несбыточной мечты о церковной карьере и попытках найти свое место в семье.

«Живи своей жизнью» для Тиссы сегодня равнялось бы «не живи».

* * *

Стэн поднялся в Пугливую башенку.

Элайяны не было, зато на столе, на досочке, рядком лежали желейные улитки.

– Ишь… – оборотень с удивлением посмотрел на свою любимую закуску.

Может, Элайяна не так уж сильно злится, а потому постыдилась лишать меня ужина?

Стэн сел в кресло и, сложив руки на коленях, принялся ждать. Улитки призывно попискивали на столе. Прошло минут пять. Хлестовски скосил глаза на угощение и не выдержал – прихватил штучку. И еще одну. Ну ладно, третью. А вкусные! Элайяна все равно всегда на диетах. И да, лучше поесть сейчас, потому что с набитым ртом ему будет неудобно просить прощения.

На двенадцатой улитке Стэн все-таки остановился. Тем более на лестнице послышались шаги.

Хлестовски галантно встал – не пристало встречать даму сидя, и… Тяжело охнул, когда понял, что он стремительно уменьшается.

– Жмыхов жмых! – крикнул Стэн мальчишеским голоском, утопая в безразмерных теперь свитере и штанах.

Процесс продолжался. Поняв, что мысли начинают путаться, а под стол уже можно зайти пешком, Хлестовски попробовал избавиться от неясного заклятия единственным доступным ему способом – ну а вдруг?..

* * *

Тисса ужинала одна.

Вокруг гомонили адепты, но ее стол-штурвал был прискорбно пуст.

Фрэнсис так и не вышел из комнаты. Найт демонстративно пересела к Хейли Хани, Хлодерику Роу и Красотке Дите. Из-за стола первокурсников доносились смех и легкие, быстрые шепотки: они обсуждали неразделенную любовь Хейли к доктору Моргану. Хлодерик и Красотка подкалывали отличницу, сама Хейли огрызалась, Ладислава криво улыбалась и от души советовала приятельнице «сменить объект».