Большие девочки тоже делают глупости - Людмила Феррис

Свою переписку с Василием она сначала восприняла как шутку, развлечение. Он жил когда-то в ее городе, имена у них перекликались — Василий, Василиса. Чем не тема для беседы? Женщина и не заметила, как «подсела» на письма зэка, как наркоман на новый наркотик.

Василиса и предполагать не могла, что письма от мужчины, а прежде она никогда не получала мужских писем, могут быть такими нежными и ласковыми, со стихами и комплиментами. Своим секретом она поделилась с тетей Глашей и получила поддержку.

— Может, тоже, как мой сынок, невинно осужденный. Поддержи мужчину, Василиса, добрым словом, тебе это зачтется. Ты теперь «заочница», — пояснила тетя Глаша, немного понимающая в тюремных законах. — Так называется женщина, которая переписывается с зэком.

— Заочница так заочница, — согласилась Василиса. — Главное, что мы нашли друг друга.

Василиса подумала, что реальных мужчин вокруг нее все равно нет и не предвидится, уж не говоря про ласку и комплименты. В их переписке присутствовала романтика, что-то необычное, запретное, а в мужчине она нашла наконец настоящую силу и непоколебимость. Да и потом, в нашей стране, убеждала себя Василиса, «от тюрьмы и от сумы не зарекаются». Их переписка длилась год, правда, последствия встали ей в копеечку — она оплачивала Василию Интернет. Тетя Глаша, которая наконец дождалась сына из тюрьмы и была постоянной слушательницей Васькиных рассказов, однажды сказала:

— Это ведь мой сын подсказал твоему зэку про тебя. Он мне по пьяни проговорился — я ему рассказывала про работу, про тебя, одинокую. Только вот что я тебе скажу, Василиса: те, кто в тюрьме сидел, редко нормальными выходят. Уж как я своего сыночка ждала, как я по нему убивалась! Сейчас напивается на мою пенсию и норовит меня кулаком в лицо ударить. Что я так по нему плакала? Сидел бы в тюрьме, проклятый, а я бы жила спокойно. Ты уж будь осторожна, Вася, ведь кто тебе на самом деле пишет, неизвестно.

Вася слушала и не слышала тетю Глашу, потому что было поздно. «Заочница» влюбилась в автора писем, регулярно переводила ему деньги и ждала домой. То, что после испытаний, которые выпали на его долю, они будут жить вместе и будут счастливы, у нее сомнений не вызывало.

Они увиделись через полтора года. Василиса встречала его в аэропорту, считая минуты. Василий Охрин оказался худеньким, невысокого роста мужчиной с затравленным взглядом. Василиса вдруг вспомнила фильм, недавно виденный по телевизору, — «Калина красная», и ей захотелось сбежать из аэропорта — сказка не складывалась, но было поздно, и они поехали к ней домой, в высотку у базара.

Она удивленно наблюдала, как он передвигался по ее маленькой двушке, — так тихо, что шагов не было слышно. Василиса смотрела, как он жадно ест и пьет, и для «храбрости» выпила сама, а потом решила, что утро вечера мудренее — не выгонять же его на улицу. Одно женщина поняла точно, что письма ей про любовь и нежность писал не он.

Когда ужин закончился, мужчина как-то оттаял, и вроде разговор у них начал получаться — о трудностях жизни, о судьбе и ее превратностях. Василиса постелила ему в комнате, а в своей спальне закрыла дверь на замок, на всякий случай, от греха подальше. Как он открыл замок, она не слышала, но проснулась от сопения рядом и не успела ничего сказать, поскольку мужчина закрыл ей рот рукой.

— Не кричи уж, не пугай себя. Ты баба видная, встретила меня хорошо, я не обижу.

Какого-то особого разговора и выяснения отношений между изголодавшимся по женщине мужчиной и женщиной, так давно мечтавшей о ласке, не требовалось, и утро они встретили в одной постели. Если бы Василису спросили об их отношениях, она бы затруднилась что-то ответить. Охрин жил у нее, питался, спал с ней, но отгораживался от нее молчанием, а она словно стучалась в закрытую дверь и не знала, что там, с другой стороны. Но интересующейся тете Глаше она, конечно, говорила другое.

— Хороший он мужик. Работает где-то целыми днями, звонит, уходит, приходит. Новый диван купили. — В этом была частичная правда: диван она купила на свои деньги, а дома он бывал редко.

— Ну и слава богу! Но ты бы, Василиса, начальнику колонии лучше написала, навела бы справки, за что он сидел.

— Зачем же я, тетя Глаша, буду человеку не доверять? Он мне сказал, что за наезд, а пострадавший сынком начальника оказался, вот и впаяли ему по полной.

— Ну, как знаешь, Вася. Зэки — они такие: соврут и недорого возьмут, по себе знаю, — сокрушалась теперь тетя Глаша.

Через несколько месяцев Василий Охрин исчез. Женщина проплакала три дня и пошла заявлять в милицию. То, что она там узнала, повергло ее в шок, потому что ее сожителя, а по-другому его в полиции не могли назвать, взяли на разбое. А раньше он сидел тоже за разбои и кражу, и еще ей объяснили, что Василий Охрин — рецидивист, то есть преступник, наказанный в прошлом за какое-то преступление и совершивший его повторно.

Теперь она ездила с передачами в тюрьму, получала свидания, как «гражданская жена», но все время ловила себя на мысли, что хотела бы избавиться от этого наваждения по имени Василий Охрин. Женщина уже не смотрела на свою жизненную ситуацию сквозь розовые очки и понимала, что все участники переписки утверждают, что они невиновны, а их пребывание в тюрьме — результат трагической ошибки. Она знала, что тюрьма — это то место, где сидят реальные мошенники, воры, убийцы, и ее избранник — один из них.

Охрин больше не писал красивых писем, но умело тянул из нее деньги. Василиса устала от поездок, звонков, отсутствия денег, — приходилось даже занимать у тети Глаши, которая жалела ее.

— Бросай ты, Василиса, этого тюремного! Никакого толку от них нет. Одни переживания. Вон мой сын женился, жену бьет, — слава богу, живут не со мной. Я хоть умру спокойно.

На одном из свиданий Охрин звериным чутьем понял ее настроение и без обиняков сказал:

— Ты, что ли, меня бросать собралась, голуба моя?! Не дай бог что выкинешь, — убью.

Василиса поняла, что он действительно может убить, поэтому выхода у нее не было. Сама, по собственной глупости со щенячьим восторгом писала письма, придумала себе героя из мест заключения и решила влюбиться в него. Сейчас она устала от него, побаивалась, и самое главное — ей очень хотелось от него освободиться, но она знала, что пока это нереально. Однако Василиса умела ждать.

Когда Охрин вновь вернулся из мест заключения, она не задавала вопросов — пришел, ушел, не пришел ночевать. Чем меньше будет его в Василисиной жизни, тем лучше. Обсуждать свою нескладную жизнь с Охриным и советоваться теперь было не с кем — тетя Глаша умерла. Сына ее на похоронах не было, он опять отбывал наказание в местах не столь отдаленных.

— Это процесс нескончаемый, — сказала себе Василиса, надеясь, что ее сожителя тоже скоро посадят.

У него что-то произошло — то, что заставляло его днем сидеть дома, а ночами исчезать. Он обычно приходил под утро и пьяный.

— Что надо?! Что вылупилась?! — нагло спрашивал он у нее и заваливался спать в ботинках на новый диван. Один раз он пришел с приятелем, и они сутки пили на кухне. Василиса подменилась с дежурством и ушла на работу.