Земля Злого Духа - Андрей Посняков

– Я много чего знаю. Мой дедушка шаман был, да-а.

– Язычник… волхв!

– Ус-нэ… – тихо промолвил юный остяк. – А ты куда сейчас собралася?

Устинья сверкнула глазами:

– Не твое дело! И… как ты меня назвал?

– Ус-нэ. «Нэ» – по-нашему «девушка». А «Ус» – Устинья. Просто Устинья – длинно слишком, да-а. Можно, я тебя Ус-нэ буду звать?

– Хоть горшком назови…

– Давно хотел тебе кое-что сказать… Можно?

Девушка пожала плечами:

– Говори.

– Ты очень-очень красивая, Ус-нэ, – взволнованно прошептал Маюни. – Красивая, добрая, умная. Воистину, счастливым станет тот, кто введет тебя в свой дом! Я вот чуть подрасту и… Ой! – Подросток замялся. – Прости, если обидел, да-а. Я вашу речь неплохо знаю, да вот только обычаи у народов всех разные: что хорошо у одних, у других – худо, часто бывает так… А можно, я с тобой пойду? Туда, куда ты собралася. Сзади пойду, хочешь – совсем-совсем на глаза попадаться не буду, да-а.

Устинья неожиданно рассмеялась:

– Если я тебя не увижу – тогда зачем спрашиваешь?

– Хочу, чтоб ты знала, да-а.

– Ну, тогда пошли… или здесь посидим, у березы. – Девушка вернулась обратно, уселась рядом с Маюни на поваленный ствол, улыбнулась задумчиво. – Знаешь, как-то непонятно: здесь ни комаров, ни мошек нет. А должны бы во множестве виться – тепло!

– Я тоже заметил, что нету, – тихо отозвался отрок. – Но не ведаю, почему так. Аючей говорит, потому здесь и олени тучные – не зря ненэй-ненэць сюда на охоту ходят, хоть тут и людоеды-менквы…

– Тут не только людоеды, – вздохнула Устинья. – Тут и драконы, и, говорят, колдуны.

– Нет. – Маюни дернул шеей. – Здесь, на берегу, – только товлынги и менквы. Драконам и колдунам тут холодно… Ус-нэ…

– Чего тебе?

– Сказать хочу… Так хорошо сидеть с тобой, да-а. Завтра, как поплывем, снова речи своей учить тебя буду… и речи ненэй-ненэць. Помнишь что-нибудь?

– Да что я – дура? – обиделась девушка. – «Эква» – «бабушка», «ас» – «широкий», «ях» – «река», «эрве» – «озеро», «мисс» – «лес»… теперь знаю и «нэ» – «дева».

– Ты умная, Ус-нэ. Скоро совсем хорошо по-нашему говорить будешь.

В синем вечернем небе светили две луны: одна настоящая, серебряный молодой месяц, и вторая – притихшее на ночь фиолетовое колдовское солнце. Никто – ни казаки, ни Маюни, ни ненэй-ненэць – не знали: зачем и как светит оно, почему угасает на ночь, чтобы вновь вспыхнуть жаркой яркостью днем? Наверное, так удобно его хозяевам, злобным колдунам сир-тя… в существование которых молодой атаман как-то все меньше верил. Нет, были людоеды-менквы, были драконы – все это реальное и, можно сказать, уже хорошо знакомое зло, но вот о колдунах Еремеев пока лишь только слышал, но не видел ни одного. Что, если они вымерли? Если менквы сами по себе напали на ненэй-ненэць? Тогда золотой идол… он есть ли? Но ведь есть второе солнце – вот оно, ночью – словно сиреневая луна! Есть необычайное тепло, лето посреди северной суровой зимы… чудо! Несомненное чудо. Значит, есть и другое чудо – огромный золотой идол. Есть! Не может не быть! Иначе о нем с такой уверенностью не говорили бы.

…Многие казаки провели эту ночь с ненэцкими девами, поддавшись действу их чар. Да и что там было поддаваться-то? Предались греху с радостью… потом, правда, многие молились, каялись. А на следующую ночь – снова… да и не только ночью.

Подобное грехопадение, конечно же, не укрылось от глаз главного блюстителя добродетели – отца Амвросия и его «верного клеврета» послушника Афони. Последний и докладывал и с каждым днем – все больше и больше:

– И этот не выдержал… и тот… И главное, вот на кого бы не подумал… так и он!

Нехорошими мыслями своими, выбрав удобный момент, священник поделился с атаманом на борту струга. Подсел рядом на корму, перекрестился:

– Грешат казачины-то! С девами языческими плотским утешениям предаются, души поганят! Что-то надобно делать, Иване. Епитимью на всех наложить? Ты-то сам как мыслишь? Аль посечь прелюбодеев плетьми да избавиться наконец от греховных дев, прогнать?

Еремеев улыбнулся, погладив пальцами шрам: надо всем этим он размышлял и без отца Амвросия, и даже пришел к неким выводам, на первый взгляд странным, но… придумать что-то лучшее вряд ли бы кто смог. Даже отец Амвросий, человечище умный, начитанный, и тот совета спрашивал – чего уж про всех говорить?

– Думаю, ничего с ними делать не надобно, – негромко промолвил Иван. – Ни с прелюбодеями, ни, упаси Боже, с девами. Потерпим! Нет, епитимью для особенно наглых – надо, чтоб порядок был. Каются пусть, молятся чаще… ну а насчет плетей… думается, сие лишнее. До идола златого, так мыслю, уже недолго осталось. Можно и перетерпеть, лишь бы промеж собой из-за девок не передрались – вот то будем беспощадно карать.

– Не передерутся, грешники. – Отец Амвросий хмыкнул в усы. – Дев-то сейчас больше стало… тем боле язычницы-то – сами греховодны весьма.

– Обычай у них такой, – вскользь заметил Еремеев. – Да и девы те нас совсем скоро оставят – на ту сторону, к морю уйдут, к своим.

– Это кто те сказал?

– Аючей. Круглолицая такая дева…

– Которая с нашим Осло… – влез было в разговор Афоня – больно уж хотелось доложить! – но, узрев вдруг вспыхнувший бешенством взгляд атамана, тут же замолк.

Знал Иван про Аючей и Ослопа, о многих других ведал и – поддерживая отца Амвросия – прелюбодеев на словах осуждал, грозил карами… но ничего для того не делал, вернее – делал вид, что не замечал. И от того всем было хорошо – и порядок нужный держался. Казаки знали, конечно, что догадывается атаман, но на рожон не лезли, особенно нагло не охальничали, распутством своим друг перед другом не хвалилися, да и грешили не на людях, тайно. Опасалися: а вдруг да что?! На то она и власть атаманская.

Ивана и самого влекло к кареглазой красавице Насте с такой непостижимой силою, что он даже стал стараться избегать ее общества как только мог, насколько это вообще было возможно в здешних условиях. По крайней мере, не оставаться наедине, все время быть на людях – уж это-то можно устроить, уж это-то – запросто. Только вот…

Только вот дело все в том, что Настя все эти неуклюжие попытки заметила! Еще бы не заметить, не дура ведь. А заметив, сделала выводы… и вовсе не те, которые нужны были б Ивану… да, собственно, он никаких таких Настиных выводов и не планировал, просто вел себя так, как, по его мнению, и должен был вести себя человек, взваливший на свои плечи недюжинную ответственность за других людей, да еще в столь непростых, совсем непривычных условиях, со всякими там людоедами, драконами и давно ожидаемыми пакостями колдунов… кои пока никак еще себя не проявили. Не считая второго солнца, разумеется.

Видя такое дело, Настя и сама стала игнорировать того, кого, по сути, давно уже считала своим… ну, если не суженым, то уж, по крайней мере, другом, из тех, настоящих, друзей, что судьба дарит так мало, иногда по одному, по два за всю жизнь, а чаще – ни одного. И вот этот человек… вдруг стал от нее отдаляться, прямо на глазах становиться чужим!