Приют для миллионера - Александра Микс

Тишину нарушает рев мотора, раздавшийся так неожиданно, будто машина стояла под окнами все это время. Свет фар бьет в окна, освещая помещение даже в самых темных уголках.

Элиоту хватает всего пары секунд, чтобы прийти в себя.

— Одевайся, живо.

Я вскакиваю со стола и хватаю платье с пола. Натягиваю его на голое тело. Резинка для волос, которая по счастливой случайности осталась болтаться у меня на запястье, прячет мою растрепанную прическу в высоком хвосте.

Элиот уже одет, и даже футболка аккуратно заправлена. А мои трусики исчезают с заднем кармане его джинс. Ничего не выдает нас, кроме моего колотящегося сердца.

Мы перемещаемся в гостиную. Охранник включает яркий свет и, не дожидаясь, пока в дверь постучат, распахивает ее сам.

— Мы вас не ждали, — голос Элиота ровный и спокойный, как и он сам. — Чуть было за оружие не схватился.

Мартин проходит в гостиную в сопровождении Криса.

— А должен был схватиться, Элиот. Самое ценное охраняешь, — Росс звучит наигранно жестко, будто уже что-то подметил.

Крис устраивается у входной двери, сцепив перед собой руки в замок. Он слегка напряжен, будто получил определенные указания.

Элиот выбирает позицию между мужчинами, чтобы видеть обоих. Он уже готов.

Мартин подходит ко мне и, увлекая в стальные объятия, целует в губы. Напористо, не давая отстраниться.

Мне становится неловко от происходящего на глазах у остальных, но я поддаюсь.

Руки Росса скользят по моей талии, к самым ягодицам, и по-хозяйски сжимают их через тонкую ткань. Мое сердце отчаянно рвется наружу, а в глазах предательски поселился страх.

Мужчина на минуту замирает, что-то разглядывая на моем лице. Не стесняясь посторонних, запускает руку под подол платья и не находит там того, что хотел обнаружить. Росс напрягается настолько, что я почти слышу, как трещит рубашка на его бицепсах.

— Я смотрю, вы не скучали без нас, — голос пропитывается металлическими нотками.

Он пытается отойти, но я приклеиваюсь намертво к его плечам. Ему приходится грубо стряхивать мои руки.

Мартин оборачивается к начальнику охраны и начинает неминуемое представление:

— Охраняешь с душой, Элиот. Только в ход пустил не тот ствол.

Меня прилично трясет, но я боюсь не за себя. Я подставляю Элиота, на нем обязательно отыграются, не сейчас, так потом.

— Мартин, — делаю шаг к нему.

Росс игнорирует меня, в данный момент для него никого не существует.

— Понравилось, Элиот? За такую стоит воевать?

Начальник охраны не находит сил признаться, но и отрицать не решается, потому что боится навредить мне. Он просто молчит, упираясь взглядом в босса.

— Крис, — произносит Мартин, и тот послушно выходит из дома, точно зная, что он него требуют.

Через несколько минут мужчина возвращается с несколькими бойцами, которых я знаю лично.

Я многих запомнила и даже выучила их имена, ведь это охрана Мартина, моя охрана.

— Эйву — в клуб. Я подъеду через пару часов.

Я делаю резкий выпад в сторону Росса:

— Что ты устраиваешь?

Мартин даже не реагирует, он взглядом уничтожает Элиота.

— Крис, — повторяет Росс.

Охранник подчиняется и, схватив меня в охапку, вытаскивает на улицу под мои яростные протесты. Я кричу срываясь на слезы, нарисовав себе отвратительные картины исхода этой ситуации.

Винить некого, мы сами выбрали этот путь, но судить нас будут по всей строгости этой реальности.

Лучше бы меня не прощали. Это как ткнуть котенка мордой туда, где не должно быть его следов, а затем оставить на пригретой груди.

Мартин проглотил мою выходку. Закрыл глаза на подлую измену у него под носом. Даже пытался быть идеальным, но это закончилось провалом.

Росс активно продолжал делать вид, что ничего не произошло. Утро, секс, обед, одиночество, вечер, тоска, ночь, секс. Затем все повторялось.

Ночью я как обычно просыпаюсь от его прикосновений, жадных и настойчивых. Снова ловлю нотки знакомого женского парфюма, который перебивает даже привычный мужской одеколон вперемешку с запахом алкоголя.

Росс хватается за подол пеньюара и задирает его до самой груди. Я не сопротивляюсь — бесполезно. Это своего рода привычка: он приходит и берет меня, когда ему заблагорассудится. Но меня это лишь заводит, несмотря на то, что между нами огромная пропасть из обид, недосказанности и злости. А моя измена, как вишенка на испорченном торте.

Я признаюсь себе, что лишь в эти несколько минут после секса, он со мной по-настоящему. Могу гладить его и заглядывать в глаза, в которые еще не вернулась ярость. Всего несколько минут, пока он отходит от близости.

Росс улыбается, не находя на мне трусиков. Я перестала надевать их после вечернего душа, потому что Мартин рвет их каждую ночь.

— Сегодня на тебе будет это, — он протягивает мне знакомый клочок ткани.

Я узнаю свое белье, которое осталось у Элиота в кармане. Росс мстит, топчется на моем мелком предательстве, заставляя помнить, как я с ним обошлась.

Он не дожидается моей реакции, а надевает красное кружево на меня сам. Даже в темной комнате я вижу, как горят его глаза. Нет, прощением меня все же не наградили, только создали видимость. Меня наказывают, медленно и изощренно, заставляя испытывать стыд за нас обоих.

Мартин сдвигает трусики в сторону и пристраивается между моих бедер. Перехватывает ноги под коленями и фиксирует, разведя их максимально широко. Раскрывает для себя полностью, до напряжения, до боли в связках.

Росс входит резко, обжигая меня внутри собой. Толчок, еще один. Грубо, до жалобных всхлипов.

Мартин двигается жестко, с силой, в отчаянной попытке перебить запах другого мужчины, который его преследует.

Он кончает мне на бедра, которые бьет мелкой дрожью от того, что напрочь затекли в таком положении.

— Ничего не было, слышишь? — рычит Росс мне на ухо. — Ничего. Не. Было.

Старается убедить самого себя, наложить запрет даже на мысли об этом.

— Мальвина тоже спит с разными мужчинами или она твоя личная подстилка?

— Так это была месть, Эйва?

— О, нет. Это чувства.

Мартин приподнимается на локтях и всматривается в мое лицо, вспыхивая по-новой:

— К нему?

— Может и так.

— Так мы будем трахать тебя по очереди? Или можно сразу обоим?

— Ты даже не Сток, ты хуже. Своеобразный, жестокий и злопамятный, — цитирую Элиота.