Горе от богатства - Маргарет Пембертон

Внимание Мауры привлек великолепный белый с золотом пароход, на котором им предстояло плыть. Она в замешательстве рассматривала судно, поскольку на борту не было видно пассажиров и никто не толпился в ожидании посадки на причале.

– Нам придется ждать остальных пассажиров? – спросила Маура, когда экипаж остановился у трапа. Ей совсем не хотелось задерживаться.

Александр рассмеялся, помогая ей подняться по трапу на борт.

– Нет, – ответил он. – «Росетта» принадлежала моему деду, а теперь – мне.

Вычурное великолепие особняка Каролисов на Пятой авеню не произвело на Мауру никакого впечатления. Зато «Росетта» ей понравилась сразу. Это был красивый небольшой двухпалубный пароход, украшенный где только можно позолотой, настоящий плавучий дворец. «Интересно, какая Тарна?» – подумала Маура, поднимаясь на борт парохода.

– Тарна в горах? – с любопытством спросила она, когда они вошли в главный салон. С потолка на них смотрели купидоны, пол закрывал пушистый ковер, а на окнах висели портьеры нежно-лимонного цвета.

– Сама Тарна – нет, но горы рядом. Их подножия – отличное место для верховых прогулок.

– Вы любите кататься верхом? – спросила Маура с возрастающим интересом.

Александр опять рассмеялся:

– Можно сказать – да. Ведь Тарна – конезавод.

– О! – Маура не смогла скрыть своего восторга. – Почему вы мне раньше не сказали? Я ведь выросла среди лошадей в Баллачармише. В Ирландии разводят лучших лошадей в мире.

– Уточняю, – улыбнулся Александр, – лучших в мире лошадей разводят в Тарне.

Маура просто светилась от радости. Она не будет с ним спорить – в Тарне так в Тарне. Главное, что в Тарне она будет в своей стихии.

Когда «Росетта» отчалила и направилась на середину реки, Маура вышла на палубу. Им торопливо уступали дорогу самые разные лодки, лодчонки, рыбачьи плоскодонки, парусные суденышки. Были на реке суда размером побольше – шхуны и паровые пакетботы, а на берегу в доках кипела работа.

Маура подставила лицо свежему ветру, довольная, что скоро городская духота сменится прохладой горного воздуха. Немного спустя к ней присоединился Александр и стал рассказывать о местах, мимо которых они проплывали.

– Вон там Йонкерс, – Александр показал на восточный берег, – теперь мы пойдем быстрее.

Местность по берегам ничем не напоминала Ирландию. Не было нежных серо-голубых гор вдали, не было уснувших темных озер, глинобитных, крытых соломой лачуг. Все выглядело как через увеличительное стекло – больше, крупнее, рельефнее. Даже небо казалось выше и гораздо ярче.

После обеда в столовой, такой же роскошной, что и главный салон, они вернулись на палубу. Пейзаж на берегу постепенно менялся – вдали показались горы.

– Это горы Кэтскилз, – пояснил Александр, услышав восторженное восклицание Мауры. – Здесь река сужается. Через час мы будем в Тарне.

Берега поросли густым лесом, за которым взмывали ввысь темно-пурпурные горы, четко вырисовывающиеся на фоне голубого неба. Голос Александра выдавал его волнение, оно передалось и Мауре. Ей стало ясно, что именно Тарну он считает своим настоящим домом, а не чудовищно безвкусный особняк на Пятой авеню. Его дом – Тарна, Тарна, где разводят и выращивают лошадей.

Пароход уже разворачивался к причалу на западном берегу. Там поджидали коляска и двуколка. Узкая дорога скрывалась в лесу.

Заинтригованная, Маура спустилась на берег.

Рядом с двуколкой стоял молодой человек, но коляска была без кучера.

Александр помог Мауре подняться в нее и сам взял вожжи.

– Это лучшее время года в Тарне. Все кобылы и жеребцы на выпасах, – сказал он, натягивая вожжи. – Через десять минут вы сами увидите, это сразу за лесом.

Маура сгорала от нетерпения. Вскоре деревья поредели. Дорога свернула, и взору Мауры предстала Тарна. От восторга у Мауры перехватило дыхание, она не могла вымолвить ни слова. Она смотрела и боялась поверить своим глазам.

Среди лугов и выпасов стоял белый дом постройки прошлого века, почти весь увитый плющом, с длинными узкими окнами, с классическим портиком с колоннами. Не было ни излишних украшений, ни вызывающих невольную улыбку бесчисленных завитушек, ни безвкусной вычурности, которые так портили впечатление от особняка на Пятой авеню. Вдали виднелись поросшие лесом горы, вокруг, среди лютиков и асфоделей, паслись жеребцы и кобылицы. Это был настоящий рай – американский Баллачармиш. Мауре казалось, что все это ей снится, что она опять стала восьмилетней девочкой, которая, сидя в карете Клэнмаров, в восторге разглядывает дом, в котором отныне ей предстояло жить. Тогда она стояла на пороге новой жизни, и сейчас – тоже, но еще более удивительной и неизвестной.

– Скорее, пожалуйста, скорее! – шептала Маура приземистым лошадкам. Ей не терпелось, чтобы ее новая, захватывающая жизнь поскорее началась. – Пожалуйста, скорее!

Александр спрыгнул на землю, забыв о еще не окрепшей ноге. Он вернулся домой и больше никогда не хотел видеть Европу.

– Рад вас видеть, Доуз, – полным искренней радости голосом приветствовал он дворецкого, встретившего их на крыльце.

– С возвращением, сэр, – ответил Доуз так же искренне, стараясь не выдать своего любопытства к спутнице Александра.

– Моя жена, – коротко представил Мауру Александр.

Доузу стоило огромного труда сохранить невозмутимое выражение.

– Добро пожаловать в Тарну, мадам, – произнес он, почтительно склоняя голову.

– Благодарю вас, Доуз.

Хоть Александр и смирился, что Маура вовсе не неотесанная деревенщина, за которую он принял ее вначале, его все же кольнула досада. Каким образом она вызовет бурю в гостиных и салонах Шермехонов и Де Пейстеров, если держится так свободно и естественно, с таким достоинством? Ответ, возможно, заключался в следующем: его жену просто не пригласят в эти гостиные и салоны из-за ее национальности и веры, этим ему и придется довольствоваться.

– Сообщите Иеланду, что я желаю его видеть, – распорядился Александр и, насколько позволяла неокрепшая нога, быстро поднялся по ступенькам и вошел в дом.

Маура следовала за ним, с облегчением глядя вокруг. Большой, просторный вестибюль ничем не напоминал чудовищный городской дом Каролисов. На стенах висели картины с изображениями лошадей. Выложенный красно-коричневой плиткой пол украшало изображение фамильного герба. Маура вспомнила, что прадед Александра был простым венгерским крестьянином, происхождение герба оставалось загадкой. «Возможно, это фамильный герб Шермехонов», – решила Маура. Она невольно улыбнулась, сообразив, что теперь это и ее герб.

– Кто такой Иеланд? – поинтересовалась Маура, когда они шли к парадной лестнице, где в ожидании господских распоряжений собралось уже человек двадцать челяди.