Каменный великан - Джеймс Блэйлок

Над землей поднимался туман, когда Эскаргот пулей вылетел через заднюю дверь, висевшую на одной петле, но оказался не на холме напротив дома мэра Бэстейбла, а опять на главной улице, в самом конце которой теперь виднелся трехэтажный дом, стоявший на краю деревни. Он видел флюгер на высокой щипцовой крыше, который все крутился, крутился, крутился на ветру. Окна домов ярко вспыхнули, а потом погасли, и вместе с ними, словно повинуясь законам контрапункта, бренчание пианино, смех, голоса и все ночные звуки вдруг на мгновение ударили в уши, а потом стихли под воздействием колдовских чар, волнами набегающих на мир в своем непостижимом ритме.

На дороге перед Эскарготом стояла привязанная к изгороди лошадь, запряженная в телегу. Рядом с лошадью стоял дядюшка Хелстром, весело попыхивающий трубкой и с неподдельным изумлением смотревший на Эскаргота, который выпрыгнул из темноты с таким безумным видом, словно за ним гонятся привидения. Гном широко раскрыл глаза и выхватил изо рта трубку.

– Живо! – крикнул он. – В телегу!

Он молниеносно отвязал лошадь от изгороди и размашистым жестом указал на телегу запыхавшемуся Эскарготу, который с разбега запрыгнул в нее, тряхнул поводьями, хлестнул лошадь кнутом и в панике помчался по дороге вверх по реке. Он будет гнать лошадь до самого Города-на-Заливе – даже до Города-на-Побережье, если она умеет плавать. Он сидел на толстой доске, явно не сшитой из шкурок летучих мышей, и лошадь, запряженная в телегу, казалась настоящей лошадью из плоти и крови, которой, как и Эскарготу, не терпелось поскорее убраться прочь из населенной призраками деревни.

Телега неслась по дороге, раскачиваясь из стороны в сторону, грохоча по камням, скрипя, подпрыгивая и грозя рассыпаться на куски при каждом резком толчке. Эскаргот, который трясся на козлах, понял вдруг, что он вовсе не правит лошадью. Обезумев от ужаса, она скакала во весь опор куда глаза глядят, увлекая за собой телегу с Эскарготом. Он натянул поводья, пытаясь немного придержать животное, но обнаружил в своих руках лишь два обрывка гнилого кожаного ремня. Фыркая и громко всхрапывая, лошадь мчалась под низко нависающими над землей ветвями дубов. Эскаргот сполз с сиденья и скорчился на досках настила; ветви хлестали его по голове и спине.

Внезапно он почувствовал странный тяжелый запах, похожий на запах разбитой бутылки с тресковым маслом. Одновременно он услышал взрыв идиотического хохота и, к великому своему удивлению, обнаружил вместо ветвей, пролетающих низко над телегой, маленькие ноги, которые пинали и топтали его. Эскаргот приподнялся, с трудом удерживая равновесие на подпрыгивающей, раскачивающейся из стороны в сторону повозке. У него над головой визжало и неистовствовало с полдюжины гоблинов. Двое сидели на козлах, самозабвенно, с безумным восторгом молотя Эскаргота ногами. Еще двое сидели верхом на лошади, вцепившись когтистыми ручками в гриву. В самой телеге бесновалось еще полдюжины гоблинов, которые пронзительно верещали, возбужденно лопотали и заливались радостным кудахчущим смехом.

Повозка с грохотом поднималась на холм. Когда Эскаргот привстал, держась одной рукой за подножку, а другой спихивая обоих гоблинов с сиденья, он мельком увидел далеко внизу, слева, широкую черную ленту реки. Справа круто уходил вниз склон холма, густо поросший кустарником и высокой травой, которые слились в сплошную темную массу, когда телега достигла вершины и со страшной скоростью понеслась под гору. Пытаясь замедлить свой стремительный, неуправляемый бег, лошадь споткнулась, и телега внезапно врезалась в нее сзади.

Гоблины, сидевшие верхом на лошади, с визгом слетели на землю. Эскаргот, который стоял на широко расставленных ногах, вцепившись в подножку, последовал за ними и кубарем покатился вниз по склону, с треском ломая кусты. Опомнившись, он обнаружил, что лежит у ствола огромного дерева, оглушенный и исцарапанный. Полы куртки у него задрались чуть не до головы, а правая штанина превратилась в лохмотья, словно искромсанная тупыми ножницами.

Эскаргот осторожно повел плечами, проверяя, целы ли кости, и услышал треск веток и вой гоблинов, раздававшиеся в темноте ниже по склону, а потом бешеный топот копыт, скоро стихший в отдалении.

Затем до него донесся короткий взрыв идиотического хохота. Эскаргот с трудом встал, держась за ствол дерева, и поочередно пошевелил руками и ногами. Похоже, он был сплошь покрыт царапинами и синяками, и по икре у него ручьем струилась кровь, стекая в башмак и впитываясь в носок, но ничто, насколько он понял, не мешало ему дохромать до реки и отыскать шлюпку. Очевидно, гоблины намеревались взять Эскаргота в плен или убить, либо и то и другое. Сейчас мерзкие существа нашли повод для веселья после своего головокружительного полета с вершины холма, но они по-прежнему оставались опасными противниками и могли крадучись вернуться назад, чтобы отыскать свою жертву.

Шлюпку он нашел в целости и сохранности там, где ее оставил, и через минуту уже греб прочь от берега, разворачиваясь и выплывая в спокойные воды безмолвной реки. На всем пути Эскарготом владел безотчетный страх, что субмарина исчезла, похищенная коварным гномом. Но нет, она стояла на прежнем месте, целая и невредимая. Она оставалась единственной козырной картой Эскаргота. Дядюшка Хелстром, несмотря на все свои хитрость и проницательность, не мог знать, что Эскаргот владеет подводной лодкой. Ибо в противном случае сейчас субмариной управляли бы гоблины или, скорее всего, сам гном. Как именно он собирается использовать эту козырную карту, Эскаргот еще не знал, но твердо решил разыграть ее с толком.

Однако, когда он повел субмарину по тихой реке и наконец получил возможность перевести дух, ему вдруг пришло в голову, что сейчас он легко может развернуться и просто-напросто уплыть прочь. Он может раз и навсегда отделаться от гнома – прямо сейчас, если пожелает. Он покинул Твомбли, чтобы обрести свободу и пуститься на поиски приключений, так ведь? Что ж, теперь самое лучшее время приступить к осуществлению задуманного. У него есть субмарина, и он может направиться куда душе угодно. В кои-то веки он сам себе хозяин.

Но после напряженных размышлений над этим вопросом, уже отходя ко сну, Эскаргот понял, что бежать отсюда не годится. Гном назойливо лез в дела, вмешиваться в которые не имел никакого права, и причинял серьезные неприятности ни в чем не повинным. Лета, преподнесшая Эскарготу пирог из гнилых костей в доме на холме, была не той Летой, которую он встретил чуть раньше на улице. Теперь он ясно видел это. Разница представлялась такой же очевидной, как разница между стекляшкой и бриллиантом, между мертвой маской Хэллоуина и живым улыбающимся лицом, между птицей и летучей мышью.

Когда взошло солнце следующего дня, Эскаргот уже медленно плыл вверх по реке без всякой цели, оставив далеко позади Дикую Лощину. Он задавался вопросом, предоставил ли ему гном свою собственную телегу, на которой ехал с племянницей, или же другую телегу, возможно принадлежавшую бедняге, которого Эскаргот пытался ограбить. Если это была повозка гнома, значит, он и ведьма достигли места назначения – или почти достигли. Однако когда на самом рассвете Эскаргот, стоявший на мертвом якоре на безопасном расстоянии от берега, пристально посмотрел в бинокль, Дикая Лощина казалась совершенно безлюдной. Поблизости не было никаких дорог, уходящих в сторону от реки, – по крайней мере, он таковых не видел. За каким дьяволом, подумал Эскаргот, они так гнали вверх по реке? Не для того же, чтобы прибыть в заброшенную деревню. Они наверняка проследовали дальше, решил он и тоже двинулся вверх по реке, по возможности не спуская глаз с прибрежной дороги, изредка погружаясь под воду и трепеща от страха и любопытства при мысли о том, что он может найти там.