Благородный защитник - Ханна Хауэлл

— Так, значит, ты мой кузен? — спросил Каллум Авена.

— Да. Наши бабушки были сестрами, — ответил Авен. — Думаю, именно поэтому мы с тобой очень похожи. — Авен подошел поближе. — А откуда ты взял такой большой ножик?

— Мне подарили его в тот день, когда я впервые попал сюда. — Каллум вытащил еще один из правого рукава. — А этот мне подарил Йен. — Он вытащил нож из правого сапога. — А этот — Пейтон. Тот, что в левом сапоге, — подарок Крошки Элис, жены Йена. Мэлки подарил мне нож, который в левом рукаве. Еще один, в ножнах, прилаженных под рубашкой, мне достался от Дональда. Тот, что заткнут за пояс, мне дал Ангус.

— Ты умеешь владеть ножом? — с недоверием спросил Авен.

— Да. Могу показать, если хочешь. — Каллум встал и тут вспомнил о взрослых. — Э-э…

— Идите, мальчики. — Йен поднялся и подтолкнул их к двери. — Я тоже с вами пойду.

Йен уже открыл дверь, когда Каллум вдруг остановился и посмотрел на сэра Эвана.

— Мне придется жить вместе с ним, да?

— Да, — ответил сэр Эван. — Но ты сможешь в любое время поехать куда захочешь.

— Я подумаю. — Каллум обернулся к Авену: — Ну, пойдем. Может, найдем заодно этого длинноносого.

Как только дверь за ними затворилась, Кирсти повернулась к Пейтону:

— Как ты мог дать ему нож?!

Пейтон только плечами пожал.

— Я не знал, что их у него так много.

— Похоже, только я не дарила ему холодного оружия. И потом, как понимать «этого длинноносого»? Он продолжает злиться на Саймона.

— Хорошо еще, что не называет его «трусом» и «предателем». Предоставь мальчиков самим себе, любимая. Саймон не уступает Каллуму ни силой, ни ростом, но Саймон на год старше Каллума, а то и больше. Думаю, они просто примеряются друг к Другу, решают, так сказать, кто будет коноводом.

Кирсти закатила глаза, услышав это, но тут же посерьезнела и обратилась к сэру Эвану:

— Я понимаю, вы надеялись, что он сразу же согласится пойти с вами…

— Верно, надеялся, — слабо улыбнулся тот, — но я не удивлен, что мальчик колеблется. Дело в том, что для Каллума его семья здесь, с вами и остальными детьми, как бы мало это ни походило на обычную семью. Как только Брайан рассказал мне, что пришлось пережить этому мальчику — а ведь даже он не знает всего, — я сразу понял, что все будет непросто.

— Для Каллума чрезвычайно важны две вещи. Ему необходимо знать, что он в безопасности, и быть уверенным, что его не станут презирать из-за того, что с ним произошло.

— Он очень скоро убедится, что ни один сколько-нибудь значительный член семьи не станет винить его в том, что с ним произошло, точно так же как ни один здравомыслящий человек не отвернется от женщины из-за того, что она подверглась жестокому насилию. Собственно говоря, не так уж важно, что подумают другие; гораздо важнее, что станет о себе думать сам Каллум.

Пейтон согласился:

— Совершенно верно. Мы старались внушить ему, что он достоин уважения, что может гордиться собой, потому что обладает хорошими качествами и недюжинными способностями. Когда он узнает Макмилланов лучше, когда станет считать себя членом вашей семьи, он будет относиться к самому себе по-другому. Дело не только в том, что этот негодяй сделал с мальчиком. Семья его матери поступила с ним бесчеловечно. Мальчик почувствовал себя лишним, никому не нужным. Это проскальзывает в некоторых его высказываниях. Видимо, мать очень любила его, потому что он высоко ценит отношения, основанные на привязанности, подобной материнской любви.

Сэр Брайан кивнул:

— Удивительно, что он вообще ценит какие-то отношения. Я всегда полагал, что маленьких детей Господь одарил способностью забывать, но, как ни печально, Каллум хорошо помнит все, что происходило, когда умирала его мать, а ведь он был совсем маленьким. Больно слушать, как он вынужден был жить на улицах, в таком-то нежном возрасте. — Он сокрушенно покачал головой. — Я с горечью думаю о том, как мало обращал внимания на маленьких беспризорников, оборванных и заброшенных. Я ведь живу здесь, но не припомню, чтобы хоть раз видел этого мальчика. Хотя не исключено, что сталкивался с ним на улице и даже бросил ему монетку.

— Ну, раз уж вас так мучает чувство вины и вы живете здесь, позвольте привлечь ваше внимание к некоему заведению, которое имеет наглость именоваться «приютом для сирот и беспризорных детей»…

И Пейтон принялся безжалостно травить душу кузена, живописуя ему ужасное положение детей, попавших к Дэррокам. Кирсти извинилась и вышла. За ней последовал сэр Эван. Выражение его лица было настолько серьезным, что Кирсти занервничала. Она знала, что серьезное выражение на лицах мужчин не предвещает ничего хорошего. Либо они собираются сообщить дурацкую весть, либо сказать что-то неприятное.

— Я хотел переговорить с вами насчет Каллума, — начал он.

— Каллум — хороший мальчик.

— Очень хороший. Гораздо лучше, чем я ожидал. Иннес мог бы им гордиться.

— Но какова ваша роль в этой истории? Судя по всему, вы лицо заинтересованное. Вы приходитесь ему близким родственником?

— Всего-навсего кузеном, но мы с Иннесом были очень близки, почти как братья. Мне очень его не хватает. И в этом мальчике, несмотря на то что ему пришлось пережить, есть очень многое от моего друга. — Он улыбнулся. — Почту за честь, если сэр Гэвин позволит мне участвовать в его воспитании. Старик обязательно полюбит мальчика, миледи. Вам не стоит об этом беспокоиться. И не только потому, что он похож на его погибшего сына. Он просто полюбит этого ребенка, и все. Кроме всего прочего, мальчик является продолжателем рода для этой ветви Макмилланов.

Кирсти улыбнулась:

— Наследие только поможет ему почувствовать гордость, законное чувство, которое никто не имел права у него отнимать.

— Да. Я хорошо понимаю, что невозможно забыть то, что произошло с мальчиком, сбросить со счетов, поскольку эти обстоятельства сформировали его характер. Окажите мне любезность, уделите крупицу своего времени и расскажите все, что вам известно об этом мальчике. Думаю, это поможет мне впоследствии. Ведь я могу невольно причинить ему обиду или неверно истолковать его слова и поступки.

— Очень хорошая мысль, — одобрила Кирсти, беря сэра Эвана под руку. — Пойдемте в сад. Там есть очень красивый уголок. Уединенный и, самое главное, надежный — там нас никто не услышит.

Приблизившись к паре, сидевшей на каменной скамье, Пейтон нахмурился. Еще издалека он услышал смех, а теперь увидел, с какой непринужденностью они держатся. Судя по виду, вдвоем им было хорошо. До такой степени хорошо, что Пейтон почувствовал сильнейшее желание повалить сэра Эвана Макмиллана на землю и бить до тех пор, пока он не перестанет быть столь чертовски привлекательным мужчиной.

«Это же ревность», — подумал Пейтон, изумившись, и остановился как вкопанный. Он ревновал, безумно ревновал! Ему не нравилось, что Кирсти так непринужденно чувствует себя с другом мужчиной. Она принадлежит только ему. Вряд ли Пейтону когда-либо доводилось испытывать такие первобытные, свирепые собственнические чувства по отношению к женщине. Если и случалось хранить верность одной даме, то лишь из соображений удобства, но от женщин он никогда не требовал верности. Но при мысли о том, что другой мужчина прикасается к Кирсти, он невольно сжимал рукоять меча.