Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - Джеймс Дуглас

Ховард пересказала содержание разговора с Вальехо Эттвуду, который, в свою очередь, передал информацию в Белый дом. 5 ноября Эттвуд встретился с Макджорджем Банди, советником Кеннеди по вопросам национальной безопасности, и Гордоном Чейзом, сотрудником аппарата Совета национальной безопасности. Он рассказал им о стремлении Кастро к диалогу с Кеннеди. По просьбе Чейза 8 ноября Эттвуд изложил это в докладной записке{392}. До прибытия Кеннеди в Даллас оставалось две недели.

Рене Вальехо вновь позвонил Лизе Ховард 11 ноября от имени Кастро, чтобы еще раз подчеркнуть «понимание важности обеспечения безопасности»{393}. Он сказал, что Кастро согласится с любыми предложениями представителей Кеннеди. Он был готов предоставить самолет, если это поможет решить вопрос. Как сообщил Эттвуд в Белый дом, Кастро передал через Вальехо, что «кубинский самолет может прибыть на Ки-Уэст, чтобы забрать эмиссара; или они согласны на то, чтобы он прилетел на американском самолете на один из «секретных аэродромов» вблизи Гаваны. [Вальехо] подчеркнул, что только Кастро и он сам будут присутствовать на переговорах и что никто другой, – он упомянул, в частности, Че Гевару, – не будет участвовать»{394}. Обеим сторонам было известно, что Че Гевара, как и многие соратники Кастро, выступал против сближения с Кеннеди. Кастро убеждал Кеннеди, что он не зависит от мнения оппозиции в своем правительстве.

Выслушав 12 ноября доклад Эттвуда, Макджордж Банди сказал, что перед встречей с самим Кастро следует предварительно увидеться с Вальехо в ООН, чтобы выяснить, о чем конкретно хочет поговорить Кастро{395}.

Лиза Ховард передала эту информацию 14 ноября Рене Вальехо, который ответил, что обсудит это с Кастро{396}.

Ховард 18 ноября снова позвонила Вальехо. На этот раз она передала трубку Эттвуду. На другом конце провода Фидель Кастро слушал разговор Вальехо и Эттвуда, о чем он рассказал Эттвуду много лет спустя{397}. Эттвуд спросил Вальехо, может ли тот приехать в Нью-Йорк на предварительную встречу. Вальехо ответил, что он сам не сможет в эти даты, но «мы» поручим Лечуге составить и обсудить с Эттвудом «предмет разговора» для последующей встречи с Кастро. Эттвуд сказал, что будет ждать звонка Лечуги.

Таким образом, за четыре дня до событий в Далласе все было готово к началу диалога Кеннеди и Кастро по вопросу отношений между США и Кубой. И тот и другой, чувствуя одобрение и поддержку Никиты Хрущева, уже слышали мелодию песни мира, которую никто в их правительствах еще не мог уловить. Очень осторожно, как дикобразы, занимающиеся любовью, они готовились диалогу со странным ощущением, что Соединенные Штаты и Куба могут на самом деле мирно существовать друг с другом.

Не знавший об этих закулисных договоренностях Жан Даниэль был потрясен внезапным появлением Фиделя Кастро в его гостинице в Гаване поздно вечером 19 ноября. Кастро хотел узнать про Кеннеди. В течение шести часов – с 22:00 до 4:00 – они разговаривали в номере Даниэля. Интервьюер стал интервьюируемым. Кастро повернул беседу таким образом, чтобы можно было уловить все нюансы разговора Даниэля с Кеннеди. Даниэль позже описал реакцию Кастро на явные и подсознательные посылы, которые он получил от президента через его «неофициального посланника» за два с половиной дня до смерти Кеннеди: «Фидель слушал с жадностью и жгучим интересом: он теребил бороду, натягивал берет десантника на глаза, поправлял френч, все это время его глубокие живые глаза искрились недобрым светом. В какой-то момент мне показалось, что я играю роль того соперника, с которым он одновременно хотел и договориться, и сразиться; как будто я сам, в некоторой степени, был тем личным врагом в Белом доме, с которым, по словам Хрущева, “можно договариваться”. Некоторые ремарки он просил меня повторить трижды, особенно те, где Кеннеди критиковал режим Батисты, те, где Кеннеди проявил нетерпимость в отношении генерала де Голля, и, наконец, те, где Кеннеди обвинял Фиделя в том, что тот чуть не спровоцировал войну, которая могла уничтожить все человечество»{398}.

Когда Даниэль закончил говорить, он сделал паузу в ожидании взрывной ответной реакции. Вместо этого Кастро надолго замолчал Он знал, что Даниэль возвращается в Вашингтон, и президент США мог узнать ответную реакцию кубинского лидера на его слова. Фактически их диалог уже начался, даже еще до встречи Кастро с Эттвудом, представителем Кеннеди, – встречи в Далласе, которую вскоре отменят, а вместе с ней и другие возможности. Наконец Кастро заговорил, взвешивая каждое слово.

«Я надеюсь, что Кеннеди искренен, – начал он. – Я также считаю, что в настоящее время выражение этой искренности может иметь политическое значение». «Я объясню, что я имею в виду», – сказал он, после чего резко раскритиковал Кеннеди, что вместе с тем помогло раскрыть собственное понимание положения, в котором оказался президент:

«Я не забыл, что Кеннеди сосредоточил свою избирательную кампанию против Никсона на принципе неизменности политики по отношению к Кубе. Я не забыл бесчестную стратегию и двусмысленные заявления, попытки вторжения, давление, шантаж, организацию контрреволюционного движения, блокаду и, помимо всего прочего, ответные меры, которые были использованы раньше, намного раньше, чем появился какой-либо предлог и коммунистическое оправдание. Но я понимаю, что он унаследовал сложную ситуацию. Я не думаю, что президент Соединенных Штатов когда-либо был по-настоящему свободен в своих действиях, и я считаю, что Кеннеди в настоящее время ощущает влияние этого недостатка свободы. Я также думаю, что теперь он понимает, насколько его сбили с толку, особенно в отношении реакции кубинских граждан на операцию в заливе Свиней»{399}.

Кастро был поражен обвинениями Кеннеди в том, что именно он несет ответственность за то, что человечество оказалось на грани ядерной войны во время Карибского кризиса. Он ответил собственным видением этой истории таким образом, чтобы в свою очередь бросить вызов Кеннеди, который услышал бы его от Даниэля, если бы остался жив:

«За шесть месяцев до того, как эти ракеты были размещены на Кубе, мы получили из нескольких источников информацию, предупреждающую о том, что идет подготовка к новому вторжению на остров при поддержке ЦРУ, руководство которого чувствовало себя униженным в связи с поражением в заливе Свиней и перспективой стать посмешищем в глазах всего мира и получить выговор от правительства США. [Этими словами Кастро надавил на «больную мозоль» – кризисный период в истории США, когда лидеры ЦРУ из-за провала в заливе Свиней возненавидели Кеннеди особенно сильно, и Кастро, другой объект их ненависти, чувствовал это.] Мы также узнали, что и Пентагон помогал ЦРУ в подготовке этой операции, но у нас были сомнения относительно отношения к этому самого президента. Среди наших информаторов были те, кому даже казалось, что для прекращения подготовки новой операции было достаточно предупредить президента. [Если бы Кастро, по примеру Хрущева, рискнул тогда инициировать тайную переписку с Кеннеди, что еще он и Кеннеди смогли бы узнать благодаря такому обмену?] Как-то раз зять Хрущева, Аджубей, заехал к нам, прежде чем отправиться в Вашингтон по приглашению сторонников Кеннеди. Сразу после прибытия в Вашингтон Аджубей был принят главой США, и их разговор сосредоточился, в частности, на ситуации на Кубе. Через неделю после этой встречи мы получили в Гаване копию доклада Хрущеву об этой встрече. Именно этот доклад и дал толчок развитию событий».