Запасной инстинкт - Татьяна Устинова

Они уставились друг на друга.

– Ты чего? – испуганно спросил Марат. – Ты чего, Сашка?

– А… ты чего?

– Я ничего, – выпалил Марат, – я… поговорить пришел.

– О чем?

– Да так… О делах. Мне поговорить с тобой надо. Сашараспрямился и посмотрел на Марата, а потом на дверь. “Вилку в розетку он невоткнул”, – отметил Марат.

– Тебя… Полина прислала?

– Почему Полина?

– О чем говорить-то?

– Саш, – сказал постепенно пришедший в себя Марат. – Тычего? При чем тут Полина? А под стол ты зачем полез?

– Ты меня напугал.

– А шнур зачем из розетки выдернул?

– Шнур сам выдернулся, – заявил Сашка уверенно. – Я давнохотел электрикам сказать, чтобы переделали. Сижу целыми днями, не шевелясь,блин! чуть ветер дунет, из розетки все вываливается.

Марат в это не особенно поверил.

Ремонт был сделан совсем недавно, и Троепольский, которомубыло почти наплевать на кресла, ковры и стены, удавил бы любого электрика, еслибы где-то что-то вываливалось из розеток.

Некоторое время они рассматривали друг друга, словно увиделивпервые в жизни.

– Ты… садись, – предложил Белошеев. Байсаров потоптался исел.

– О чем ты хотел говорить?

Марат уж и не хотел говорить ни о чем, так странно все этобыло, но вспомнил, что Троепольского нет, и еще, что, как только он вернется всвою комнату, придется опять сидеть в одиночестве и все думать о том, что онзнает – только он один, больше не знает никто! Он должен рассказать. Прямосейчас.

– Саш, я Троепольскому хотел, а его нет… Федька, когда наработе был в последний день…

– Что? – Голос у Белошеева был настороженный.

– Я по коридору шел, а они… в его комнате разговаривали. Онему сказал: “Только посмей, и я тебя убью”. А назавтра макет пропал и Федькуубили.

– Кто сказал?!

– Федька сказал.

– Кому?!

Марат вздохнул и посмотрел на потолок. Потолок был натяжной,последний писк моды.

– Сизову. От Федьки потом вышел Сизов, а больше никто невыходил.

Выговорив все это, Марат совсем приуныл.

Пока он никому не рассказывал, это как бы не имело значения,отдавало киношным детективом и придуманными страстями. Сейчас, в эту самуюсекунду, сказанное вдруг стало “фактом”, “доказательством”, “обстоятельством” иеще чем-то значительным. Теперь факт нужно разбирать, доказательстводоказывать, обстоятельство учитывать – и не было пути назад!

А Марат хотел, чтобы был. Он вообще очень хотел, чтобы всестало, как было до Фединой смерти. Он даже обижался на Федю за то, что тотпомер и испортил им жизнь. Так все было легко и приятно до того, как он помер!

– Федька угрожал Сизову?! – не поверил Сашка. – Этого бытьне может! Они друганы уже сто лет!

– Вот именно.

– А… точно он говорил? Или, может, телевизор работал?

– У Федьки в комнате телевизора нет. Он говорил, точно.

Саша встал, перешагнул через выдернутый из розетки шнур истал ходить по кабинету. Вид у него был как будто радостный, или Маратошибался?.. Радоваться-то особенно нечему.

– Надо шефу сказать, – выговорил наконец Сашка. – Конечно,надо.

– Ты думаешь…

– Да ничего я не думаю! Но шефу надо сказать.

Это Марат и сам знал.

– Они столько лет вместе работают, Сашка! И так, ни с тогони с сего… все на фиг послать?! Быть не может!

– Почему ни с того ни с сего… Может, деньги не поделили илиеще что-то.

– Что они могли не поделить? При чем тут деньги?! Марат ужепочти кричал, потому что мысль о том, что все разваливается, прямо на глазахразваливается, рушатся… он подумал бы “идеалы”, если бы мог так подумать – этамысль была невыносимой. Рушится мир, который был правильно и надежно устроен.

Троепольский, Сизов и Греков казались ему… кем только ониему не казались! Они были старше, умнее, опытнее, они были успешны именно в томделе, которое представлялось Марату самым лучшим и важным из всех, придуманных человечеством.

И еще он думал примерно так: что там врут про то, что житьплохо и все начальники – жулики и бандиты?! Жить хорошо – интересно, весело! –когда есть чем заняться! Марату было чем заняться, потому что существовалиТроепольский, Греков и Сизов. Они были его начальниками, но вовсе не жуликамиили бандитами. Марат получал зарплату, о которой его недавние однокурсники ещетолько видели сны! Когда закончились три месяца испытательного срока и Сизовобъявил, что его принимают на постоянную работу, он был счастлив, он звонилматери и так орал, что та перепугалась, и не спал полночи, все строил карьерныепланы и крутился на узком диване от нетерпения, так ему хотелось немедленноброситься их реализовывать!

– Десять лет все было в порядке, да? А теперь они неподелили! Так не бывает!

– Откуда ты знаешь, как бывает? И потом… о чем еще они моглиговорить?!

– Понятия не имею! – заорал наконец Марат.

– Вот и я не имею. Но Троепольскому надо сказать. – Белошеевподумал и добавил: – Вот он приедет, и скажи. Не сдрейфь только.

– Ладно.

– Не ладно, а скажи!

– Да скажу!

Ничем не помог Марату этот разговор, только еще больше еговзбудоражил, и в желудке от него почему-то стало гадко, словно Марат целый деньглотал не кофе, а смолу.

Белошеев быстро соображал. Хорошо, что Марата принесло стакими известиями.

Пожалуй, финал всей драмы станет даже более феерическим, чемСаша планировал поначалу. Пожалуй, несколько оглушительных аккордов еще можнобудет добавить, и он окажется не просто победителем, а единственнымпобедителем, потому что теперь он знает, что нужно, чтобы добить их – всехсразу.

Нет, не всех. Тех, что остались в живых.

* * *

Троепольский скатился по ступенькам, выискивая свою – тоесть Полькину – машину. Телефон зазвонил в самый неподходящий момент, когда онбалансировал на краю огромной снеговой лужи. Он полез в карман, баланснарушился, и Троепольский со всего размаху шлепнул в самую середину. Кроссовокмоментально промок, и носок промок, и мокрым холодом обожгло ногу. А, чертпобери!..