Парк Горького - Мартин Круз Смит

Лебедь пришел с цыганом, стариком со сморщенным и смышленым, как у дряхлой обезьяны, лицом, в бесформенной шляпе на седых кудрях и грязном пестром платке вокруг шеи. Во всех статистических обзорах говорилось, что в Советском Союзе нет безработных, за исключением цыган. Несмотря на все усилия приобщить их к труду или же выставить из страны, каждое воскресенье их можно увидеть гадающими на деревенских рынках, а каждую весну они как из-под земли появляются в городских парках со смуглыми младенцами, выпрашивая у прохожих монеты.

— У нас эти вещи в художественных магазинах не покупают, — объяснил Аркадий Кервиллу. — Их покупают на толкучках, из-под полы или у кого-нибудь на квартире.

— Вот он говорит, что слыхал о сибиряке, у которого есть на продажу золотой песок, — сказал Лебедь, кивая на цыгана.

— И шкурки соболя, тоже слыхал, — хриплым голосом добавил цыган. — Пятьсот рублей за шкурку.

— Купить можно все, что хочешь, если знать, на каком углу, — сказал Кервиллу Аркадий, глядя на цыгана.

— Что хочешь, — согласился цыган.

— Даже людей, — добавил Аркадий.

— Вроде судьи, помереть ему от рака, который отправил моего сына в лагерь. Разве он подумал о детях, которые остались от сына?

— Сколько же детишек осталось? — спросил Аркадий.

— Мал мала меньше, — у цыгана от волнения перехватило горло. Он повернулся на стуле, сплюнул на пол и утер рукавом рот. — Десять ребятишек.

Пьяницы за соседним столом, обняв друг друга за плечи и мотая головами, завели тоскливую песню про любовь. Цыган вихлял бедрами и облизывал губы.

— У них мать — просто ягодка, — шепотом намекнул он Аркадию.

— Четыре рубля.

— Восемь. Последнее слово…

— Шесть, — и Аркадий выложил на стол шесть рублей. — Получишь в десять раз больше, если узнаешь, где жили сибиряки. — Он обернулся к Лебедю. — С ними был тощий рыжий парень. Все трое пропали примерно в начале февраля. Перепиши этот список принадлежностей для художников и дай один цыгану. У кого-то асе они все это покупали. Скорее всего, они жили на окраине, а не в центре. У них не было желания общаться с соседями.

— Тебе в жизни очень повезет, — сказал цыган, убирая деньги в карман. — Как твоему отцу. Генерал был щедрый человек. Мы шли за его войсками через всю Германию. Он всегда что-нибудь нам оставлял. Не как некоторые.

Лебедь с цыганом ушли как раз в тот момент, когда Одесса забила гол. Вратарь «Динамо» Пильгуй стоял, подбоченившись, руки в бока, обозревая опустевшее поле.

— Цыгане умеют искать, — сказал Аркадий.

— У нас осведомители тоже неплохо работают, — ответил Кервилл. — Тяните спичку.

Аркадий проиграл и налил.

— Знаете, — Кервилл поднял стакан, — много лет назад в Такседо-парк тоже был случай, когда для опознания собрали по частям лицо одной девушки. В Нью-Йорке у нас работает парень, который восстанавливает лица, главным образом после авиакатастроф. Он удаляет кости и придает коже первоначальный вид. Давайте-ка выпьем за вашего покойного друга, а?

— Хорошо. За Пашу.

Они пили, тащили спички и снова пили. Аркадий чувствовал, как водка постепенно растекается в крови. Он с удовлетворением отметил, что Кервилл не был, как он опасался, мертвецки пьян, наоборот, удобно усевшись на стуле со стаканом в руке, он всем своим видом демонстрировал, что пить умеет. Он напоминал Аркадию бегуна на дальние дистанции, только что вошедшего в темп, или баржу, неторопливо поднимающуюся на высокую волну. Любой культурный москвич не вынес бы вони этого заведения. Лучше умереть на ступенях Большого, чем остаться живым в рабочей пивной. Но Кервилл, казалось, был здесь в своей тарелке.

— Правда ли, что сказал цыган о генерале Ренко? — спросил он. — Так, значит, палач Украины — ваш отец. Это, как мы говорим, важное примечание. Как это я раньше упустил?

Аркадий ожидал прочесть нечто оскорбительное на его широком, со склеротическими прожилками лице. Но на нем было написано простое любопытство, даже дружелюбный интерес.

— Легко вам, — сказал Аркадий, — а мне вот тяжело.

— Ага. Почему же вы не выбрали армейскую карьеру? Как «сын палача Украины», вы бы уже носили генеральскую звезду. Так кто же вы? Неудачник?

— Вы не имеете в виду, что я глуп, ничего не умею?

— Ну, конечно же, не это, — рассмеялся Кервилл.

Аркадий задумался. Он столкнулся с незнакомым ему юмором и искал подобающий ответ.

— Годен я для работы или нет — это исключительно вопрос обучения, подготовки. А вот стал ли я, как вы сказали, «неудачником» — связано с моей судьбой. И, повторяю, очень трудной. Отец на Украине командовал танковым корпусом. Половина нынешнего Генерального штаба были танкистами на Украине. Политическим комиссаром у них был Хрущев. Это была неуязвимая группа — будущие секретари партии и маршалы. Так что меня отдавали учиться в соответствующие школы, давали соответствующих учителей и соответствующих партийных опекунов. Если бы отца сделали маршалом, мне открылся бы только один путь. Сегодня я командовал бы ракетной базой в Молдавии.

— А как насчет флота?

— Стать одним из этих пижонов с галунами и кортиками? Нет уж, увольте. Во всяком случае, маршалом его не сделали. Он был «рукой Сталина»! Когда умер Сталин, ему перестали доверять. Маршал? Ни за что!

— Они что, убили его?

— Нет, отправили в отставку. А мне было позволено превратиться в заурядного следователя, который сидит перед вами. Тащите спичку.

— Забавно, — Кервилл вытянул короткую спичку и налил, — что люди постоянно спрашивают, как ты стал полицейской ищейкой. Почему вы выбрали эту профессию — такой вопрос задают только священникам, шлюхам и полицейским. Самые нужные профессии в мире, а люди без конца спрашивают, почему и зачем. Только ирландцев не спрашивают.

— А это почему?

— Если ты ирландец, то рожден жить в Обществе Святого Рода и тебе место только в полиции или в церкви.

— «Святой Род»? Что это такое?

— Это мир простых истин.

— Что значит простых?

— Женщины либо святые, либо суки. Все коммунисты — евреи. Ирландские священники пьют; остальные — педерасты. Черные помешаны на сексе. Самая лучшая книга — это «Тринадцатый, величайший из всех веков» Джона Дж. Уолша — любая монашка подтвердит. Гувер был чудаком. Гитлеру было что сказать. Окружной прокурор написает тебе в карман, а скажет, что идет дождь. Есть факты жизни и есть золотые правила — остальное брехня. Вы считаете, что я довольно невежественный сукин сын, так ведь?

Теперь лицо Кервилла, несомненно, выражало презрение. Неподдельное дружелюбие, которым оно светилось минуту назад, исчезло. Аркадий не сделал ничего такого, чтобы одно выражение сменилось другим. Он с таким же успехом мог повлиять на поведение Кервилла, как, скажем, на внезапную перемену курса корабля или на изменение внешнего облика планеты. Кервилл наклонился, обхватив руками стол, глаза его сузились, заблестели.