Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

– Вот все, что вы просили, сударыня. Теплая вода, хлеб, козий жир, соль, лук. Быть может, еще что-нибудь нужно?

– Спасибо, почтенный. Пока больше ничего. Вы свободны! – скомандовала Конфьянс, едва оделяя взглядом трактирщика. – Идите! Раненому нечем дышать.

Я глядел на девушку, не так давно вырванную нами из замка Сен-Поль, и вновь узнавал ее так, точно видел ее в первый раз. Впрочем, она и до этого вечера не казалась мне оранжерейным цветком, выращенным лишь для того, чтобы радовать взор и обоняние досужих кавалеров. Но сейчас!.. И дело был не в том, что, как оказалось, наша юная спутница сведуща в искусстве врачевания. Нет. Этого как раз можно было ожидать. Всякая женщина, прожившая среди воинских шатре столько, сколько прожила мадемуазель де Пейрак, была менее или более осведомлена в лекарском ремесле. Та же Жози, принявшая из рук хозяина таз с водой, с немалой сноровкой теперь обмывала рану де Беранже. Но сила, которая чувствовалась сейчас в нашей юной спутнице… Мощь ее не поддавала описанию. Полагаю, сам отчим Конфьянс, храбрый адмирал Колиньи, невзирая на многие поражения, слывший велики вождем своих единоверцев и умудрявшийся даже в поражении диктовать свою волю королям, не превосходил в тот миг несгибаемой внутренней силой свою очаровательную приемную дочь.

– Ну, что же вы стоите? Идите! – вновь требовательно произнесла Конфьянс. – Прочь отсюда!

Вода, стекавшая по телу, должно быть, вновь привела в чувство Луи де Беранже. Он приподнялся на ложе и негромко, но властно произнес:

– Оставьте нас! Пусть даже я умру, но сейчас мне необходимо поговорить с королем с глазу на глаз!

– Ерунда, – отмахнулась строгая врачевательница. – Рана не опасная, просто запущенная. Сейчас мы ее обработаем, и через несколько дней вы уже будете на ногах. Вы молоды. У вас сильное тело. Все обойдется.

Особенно забавно звучало в ее устах утверждение: «Вы молоды», наверняка позаимствованное прелестницей у кого-то из знакомых лекарей, но в целом она была совершенно права.

Между тем трактирщик и его слуга, все еще переминавшиеся у двери в ожидании оплаты, услышав слова дю Гуа, требующего конфиденциальной беседы с королем, округлив глаза, выскользнули за дверь. Врачевание раненого их больше не интересовало.

– «Лис», – вызвал я своего друга. – «Видишь хозяина со слугой? Они только что выскочили из нашей каморки».

– «Ясное дело, вижу. И шо?» – поинтересовался Серж-Рейнар.

– «А то, что сейчас дю Гуа во всеуслышание сообщил, что я – король. Так что вся маскировка катится к чертям!»

– «Ага, а до этого, значит, наш кормилец и поилец все еще полагал, что перед ним итальянская баронесса со свитой? Шо ты дрейфуешь? Охолонь!»

– Рейнар! Если они заподозрят, что перед ними король Наварры, то сейчас же помчатся за стражей! Забыл, какое вознаграждение за наши головы обещают!

– «Да ну, забудь. Какая Наварра, кто ее видел? Ща все устроим. Ты король Дании, Иордании, Верхних Мхов и Трех Мостов – инкогнито».

– «И все же я очень тебя прошу. Проследи, чтобы они никуда не сбежали. Мне бы очень не хотелось давать уроки географии местной страже».

– «Как скажешь, надежа-государь. Сделаем в лучшем виде. Посидим с хорошими людьми, покалякаем за вообще. Объясним, куда их может завести генеральная линия партии».

– Сир! – повернулась ко мне Конфьянс. – У вас не более пяти минут для беседы с раненым. Прошу вас, не утомляйте его. А вы, мсье, держитесь. Сейчас мы вернемся и продолжим лечение.

Она направилась к двери, на ходу откусывая кусок от ржаной краюхи и начиная тщательно его жевать. Я подсел к изголовью лежанки дю Гуа:

– Что произошло, Луи?

– Мессир! Я был там. Все оказалось так, как вы говорили, – негромко произнес Беранже. Ему было тяжело говорить, и потому слова были отрывисты, точно одиночные выстрелы. – Люди Гиза, – вновь выдохнул мой собеседник, – они собрались там. Ночью. Гиз затевает мятеж.

Луи замолчал и закрыл глаза.

Сообщенная им информация, несомненно, была ценной, но, в принципе, чего-либо необычного в ней не было. Бежавший из Парижа после подавления мятежа вождь Священной Лиги, несомненно, желал продолжения «банкета». Сил у него для этого во Франции было предостаточно. К тому же мой новоиспеченный родственник – король Испании Филипп II, без сомнения, поддерживал рьяный католический пыл Лотарингского дома обильным золотым дождем, проникая в души верующих, точно громовержец Зевс в лоно Данаи. Конечно же, Гиз замышлял новый мятеж. Он не мог его не замышлять!

– Через пять дней, – вновь заговорил Беранже, – король будет в Реймсе. Коронация… Они хотят перехватить его!

Это уже было куда как более определенно. Должно быть, в развалинах Жизорского замка, окутанных мрачными легендами и оттого редко посещаемых горожанами, собрались местные дворяне-лигисты, чтобы тайно встретиться и выслушать посланца Гиза. Бедняге дю Гуа изрядно не повезло оказаться в нужное время в нужном месте, но зато теперь у меня на руках были ориентировочное время и место подготавливаемого покушения на дорогого кузена. Грех было не воспользоваться таким подарком.

– Ну а сокровища? – спросил я. – Вы нашли то, что искали?

– Да, сир. Он лежал там, где вы и сказали… Под дубом. А гробовая доска… – Он замолчал, набирая сил для новой фразы.

– Что с ней? – невольно напрягаясь, спросил я.

– Это чудо! Там было много знаков. Я не знаю их…

– Это шифр тамплиеров.

– Да, но там еще были буквы и цифры.

– Какие? – насторожился я.

– LUI 22.9.1572. A.D. Вы понимаете, сир, он знал. Он точно знал, когда я найду его могилу!

– Удивительно, – нимало не кривя душой, прошептал я. – Настоящее чудо! Значит, мы на правильном пути. Надеюсь, вы сделали все так, как я говорил?

– Увы, мессир! Могила осталась разрытой. Я не успел. И еще. – Он остановился, чтобы собраться с угасающими силами. – Негодяи сожгли доску. Ночью. В костре.

– Сакр Дье! Это очень скверно, Луи. Очень! Но они уже поплатились за это смертью. Впрочем, гибель их не вернет утраченного.

– У Нострадамуса написано: «Кто вскроет найденный тайник и не закроет его тотчас же, поплатится бедою» (IX.7). Все сбывается, сир!

Он хотел еще что-то дополнить, но тут дверь отворилась, и обе наших целительницы явились на пороге каморки.

– Теперь прошу вас уйти, сир, – строго обратилась ко мне Конфьянс, раскладывая на табурете лекарские снадобья в двух глиняных мисках. – Мсье де Беранже, надеюсь, вы будете мужественны и стойко перенесете боль!

Дю Гуа печально вздохнул. Он был опытным воином и, Несомненно, умел переносить страдания, причиняемые ранами, Но одно дело – ранения на поле боя, и совсем другое – терзания в руках ученых эскулапов. К тому же таких хорошеньких и, памятуя давешнюю встречу в лесу, желанных.