Путь самурая - Евгений Щепетнов

Справедливости ради могу сказать, что я лично такие отписки не сочинял, а честно посещал данные мне адреса. Во-первых, по причине того, что не позволяло чувство ответственности, увы, привитое мне отцом и дедом. А во-вторых, могли ведь и проверить. И если ты написал неправду, это могло закончиться очень плохо – если человек постоянно был дома, а ты не пришел и не проверил. Но об отписках других участковых по этим запросам я знал наверняка. Тот же Городницкий – просто-таки виртуоз отписок. И до сих пор не поймали. Увы…

Вторая бумага – извещение из городской больницы, отделение нейрохирургии, о том, что к ним попал некий гражданин с черепно-мозговой травмой, пояснивший, что его на остановке избили неизвестные.

Вот одного не пойму: зачем все это говорить врачам? Ты что, не знаешь, что они все передадут в милицию? И что мы обязаны прийти и расспросить гражданина – знает ли он тех, кто на него напал, и хочет ли, чтобы мы занялись безнадежными поисками этих негодяев! Которых в 99,9 процента случаев никто никогда не найдет!

Да и искать-то особо не будут. Потому что НЕКОГО искать! Ведь чтобы искать – нужны особые приметы, а ты никаких примет не запомнил, кроме того, что на одном были тяжелые ботинки! Почему нельзя было постараться как следует «срисовать» их лица? Темно было? А как тогда ты хочешь, чтобы мы их разыскали? По запаху? Читая мысли прохожих? Призывая инопланетян?

Идиот! «Споткнулся, упал, очнулся – гипс!» – вот что ты должен был сказать врачам! В идеале. А не беспокоить уставших участковых, только что начавших свою новую жизнь.

Но, кстати, это и повод заглянуть в заветный ларек… к Наде. Если она меня еще не забыла. Но не сегодня. Сегодня я дежурю по РОВД!

Дежурство обычно проходит так: я сижу в кабинете участковых и делаю то, что мне заблагорассудится: исполняю бумаги, ем бутерброды, сплю, читаю книжку или занимаюсь сексом. Последнее у меня здесь ни разу не происходило, но я слышал, что такие случаи бывали. И кстати, ничего тут такого необычного нет. РОВД – такая же организация, как и все остальные, со всеми присущими этим самым организациям плюсами и минусами. Все отличие нашего коллектива в том, что у нас существуют некие полувоенные правила общения с вышестоящими коллегами да ходим мы на работу в форме, хотя и не все. Опера все в штатском (что часто удобно, а иногда – нет). Следователи могут прийти в штатском. Дознавательши. Хм… неграмотно, да, но как еще назвать девушку-дознавателя, ногастую, сисястую – ликом и фигурой настоящую фотомодель!

Да, у нас дознавательши очень, очень сексуальные! Почему – не знаю. Вот так как-то вышло! Молодые и сексуальные, лет по двадцать пять от роду.

Нет, мне там точно ничего не светит. Они слишком красивы, слишком породисты и холодны. Простой участковый да еще и бухарик – чего он может ожидать от этих красавиц, кроме жалости и презрения? Я и не ждал ничего другого. Только любовался издалека крутыми бедрами, обтянутыми форменными юбками в облипку. Или брючными костюмами от явно дорогой фирмы.

Если кто и имеет некий шанс стать объектом вожделения этих девиц, так это ребята из ОБЭПа – они всегда модные, пахнут хорошим одеколоном, и у них всегда водятся деньги. Даже у опера из уголовки нет никаких шансов, для них – девки из ночного клуба, а то и вообще бордельные «примадонны». Уж точно не ЭТИ – холодные Снежные Королевы.

Но… всякое бывает! Жизнь полна неожиданностей!

День прошел спокойно. Праздников не предвиделось – будничный день, все или работают, или отдыхают где-то на югах. Или на пляже. Если вдруг что-то и случилось на пляже, это не наш район. Пусть другие отдуваются. Как и всегда, летом проблемы начинаются ночью – за день люди накачиваются спиртным, солнце адскую смесь крови и спирта разогревает до кипения, и в конце концов вызревает дебош, с битьем стекол и морд, с разборками возле ночных клубов и водочных магазинов, с визгом девок и матом жильцов, которым не дают спать пьяные компании, вольготно устроившиеся на детских площадках.

В общем, все было как обычно – патрульные таскали в отдел пьяных дебоширов, я писал протоколы, Костылин отправлял хулиганов в камеру – шла обычная жизнь райотдела. Хорошо хоть без тяжких – никаких убийств, никаких смертей.

Успокоилась суета уже почти под утро, когда даже самые мутные и беспокойные компании разбежались по своим норам, чтобы набраться сил для завтрашних безобразий. Я наконец-то дописал последний протокол на одного из доставленных в отдел дебоширов и сдал его сержанту при «обезьяннике», именуемому Костылиным. Здоровенный парнюга моего возраста, с невероятно сильными лапами, способными раздавить твою руку, как тисками. Ну что-то наподобие стальных рук Сазонова или того же Гаврикова.

Есть такие люди – невероятно сильные от природы. Но только в случае Костылина, в отличие от того же Сазонова, природа слегка обделила сержанта наличием высокоразвитого интеллекта. Нет, он отнюдь не был глупым парнем, просто не очень образован. Ему не было интересно ничего, кроме охоты и всего, что с этим связано. Я сам с детства охотник, так что мы с ним быстро нашли общий язык, тем более что часто дежурили по РОВД в одну и ту же смену.

Закончив писать протокол, я немного постоял с Костылиным, время от времени грозно рявкающим на бунтующих дебоширов, желающих немедленно вырваться на свободу, поболтал с ним об охоте на лис – он рассказал, как применяет для этого двенадцатикратный морской бинокль. А потом побрел наверх, чтобы отоспаться, составив друг к другу два стола в нашем ободранном кабинете. Дивана у нас не было, так что приходилось обходиться тем, что в комнате есть. По большому счету спать нам не положено, нужно бдить, тащить и не пущать, но все прекрасно знали, что мы за запертой дверью кабинета не Уголовный кодекс изучаем, а дрыхнем, сотрясая храпом покрашенные синей краской порядком облупившиеся стены РОВД. Есть ведь телефон, надо будет что-то дежурному – позвонит, вызовет!

Поднявшись на второй этаж, в коридоре едва не сбил Таню Краюхину – она выходила из туалета, держа в руке электрический чайник. Я настолько увяз в своих мыслях, что, когда она вышла из журчащего и мерзко пахнущего табаком заветного помещения, врезался ей в спину со всей силой своих восьмидесяти худых килограммов, заставив выпустить из рук полный воды чайник. Практически я выбил его из ее прелестных рук!

– Ой! – только и успела сказать Таня, когда чайник полетел на грязный пол, застеленный драным в некоторых местах линолеумом.

– Черт! – только и успел сказать я, немыслимым образом изгибаясь и ловя чайник рукой прямо в тот момент, когда он почти уже коснулся мерзкого заплеванного пола.

И мы замерли, как две статуи. Таня – тяжело дыша, прижав руки к щекам и вытаращив глаза от испуга. Я – согнувшись буквой «зю», держа чайник правой рукой, а левой обнимая Таню за талию, вернее – чуть пониже оной.

Как оказалось, это самое «чуть пониже» было упругим, довольно-таки плотным и мускулистым – такое мне всегда нравилось в женщинах. Не налитые в юбку дрожащие жирные полушария, а крепкие «тыковки», достойные хорошего шлепка мужской руки. Она когда-то занималась спортом, и, видно, довольно профессионально, так что накопленная в юности стройность и крепость сохранились у Краюхиной до сих пор.