Кровавый отпуск - Виктор Кнут

Я протерла запотевшее окошко в парной и выглянула на улицу. Оба кавказца бдительно несли службу рядом с баней. Почувствовав, что я наблюдаю за ними, они синхронно повернули морды к окошку и вызывающе пересеклись со мной взглядами. У них в глазах светилась уверенность знающих себе цену бойцов. У них были мощные челюсти и полнейшее отсутствие снисхождения к противнику. У них у каждого было почти по центнеру веса. А у меня не было даже ножа. И моей волыной был заправлен еще не остывший бульон из «хозяина».

— Вот еще геморрой… — пробурчала я и спросила у Оли: — У тебя что, совсем никаких отношений с этими псами? Они ж тебя знают.

— Они меня ненавидят. И мечтают закусать насмерть. «Хозяин» мне говорил, что если я без него высуну нос во двор, они меня разорвут.

— М-да… Перспективка несладкая, — задумчиво пробормотала я. — Я боюсь, как бы нам не пришлось сейчас вычерпывать кипяток из котла, чтобы достать пистолет. И если он после этого не захочет работать, нам здесь придется сидеть очень долго. Пока сюда не придут люди. Вот так-то мы с тобой вляпались, Оленька.

Она вздохнула и сделала вывод.

— Лучше бы ты сейчас не убивала хозяина. — Вот такой вывод! Она высказала его совсем без эмоций. — Лучше бы убила потом.

Если бы таким тоном это мне сказала не Оля, а кто-то другой, я бы поразилась циничности этого человека. Но это была именно Оля, имеющая свой, весьма специфический взгляд на подобные вещи.

Оля уже схватилась за ковшик и собралась заливать продолжавшую гореть под котлом печку, когда я резко остановила ее.

— Погоди! Я тут кое над чем подумала. Ведь собаки боятся огня. Ведь правда?

В ответ Оля безучастно произнесла свою дежурную фразу:

— Не знаю.

— Мне кажется, они должны бояться огня. Проверим.

Правда, я предпочла бы не проверять. Если окажется, что я не права, и собачкам плевать на горящий веник, которым я собираюсь тыкать им в морды, то это, наверное, будет последний эксперимент в моей жизни. Псы меня просто порвут. А следом за мной и Олю.

Но не сидеть же, сложа ручки, в этой проклятой бане.

Березовый веник я выбрала из целой гирлянды, подвешенной под потолком в предбаннике. Потом подбросила в печку несколько щепок, которые валялись около печки, пошурована в ней кочергой… Bay!!! Кочерга! И как же сразу не сообразила? Это будет поэффективнее любого факела-веника.

— Супер! — радостно взвизгнула я, и Оля смерила меня непонимающим взглядом. — Я разгоню этих волков горяченькой кочережкой. Ха! Эт-т-то им не понравится. Олена, как думаешь, они испугаются?

— Я испугалась бы, — ответила девочка, и я расхохоталась.

— Ну тогда все отлично! Если бы испугалась даже ты…

Перед тем, как засунуть в горящую печку, я разогнула кочергу кирпичом на бетонном полу, сделав из нее нечто вроде тупой пики. Тупой, но зато раскаленной. Это будет получше любого ножа. Любой самой острой шпага! Потом поворошила остатки тлеющих дров, добавила к ним газету — ее я отыскала в предбаннике, — и несколько реек, которые отодрала от решетки. Дождалась, когда огонь в печке наберет силу, и сунула в него кочергу. Вернее, уже не кочергу. Уже пику…

Первое испытание своего оружия я провела, осторожно приоткрыв дверь и высунув наружу физиономию.

— Собачки! Цы-цы-цы…

Один из волкодавов тотчас гулко хрюкнул и устремился ко мне. Верхняя губа угрожающе подтянулась наверх. В глазах загорелся дьявольский огонек. Как же этому, кровожадному чудищу хотелось поскорее до меня добраться — до такой гладенькой, такой аппетитной! Как же у него на меня чесались зубы! Но почесать их довелось лишь о раскаленную докрасна кочергу.

Я вытащила ее из-за спины и резко ткнула вперед, целя собаке в глаз. Рассчитызая вывести ее из строя надолго. Но мимо глаза я промахнулась. Кавказец с разгону налетел на кочергу раскрытой пастью, притом с такой силой, что я еле смогла удержать в руках свое оружие. Еле смогла устоять на ногах. И чуть не выпустила дверную ручку, оставив нараспашку предбанник.

Кавказец пораженно застыл. Автоматически обмусолил раскаленную железяку, потом пронзительно взвыл и, не переставая скулить на весь двор, рванул в отступление. На ходу пытаясь стереть лапами с морды жгучую боль, которую доставила ему невкусная горячая штуковина. А я уже переключила внимание на вторую собаку. Которая не умела учиться на ошибках других.

Она вцепилась в мою пику с тем же нескрываемым аппетитом, что и ее товарка. И так же пронзительно взвизгнула. И так же быстро ретировалась, протирая лапами обожженную морду. А я заперла за собой дверь и пошла по новой накалять уже остывшую кочергу.

— Как я их! — похвасталась Оле. — Эти гады знают теперь, как это невкусно связываться со мной. Та-а-ак… Слушай сюда, Олена. Сейчас я пойду в дом. Ты пока останешься здесь. И как следует запрешь за мной дверь. Потом, когда отстрелю собак, я тебя заберу. Ты знаешь, где хозяин хранит ружье?

— У него три ружья. Два в чулане, одно под кроватью, в чехле. Тебе какое?

— А каким он чаще пользуется… — Я запнулась и решила, что выбрала не то временное склонение. Карлику теперь если и доведется стрелять, то разве из лука в Стране Вечной Охоты. Или Стране Вечного Секса? Куда там я его собиралась отправить? — То есть пользовался? Каким ружьем, Оля?

— Тем, что под кроватью.

— А где у него патроны?

— На кухне. В столе. Не в том ящике, где вилки и ложки, а в соседнем. И еще в такой кожаной штуке… С такими… Ну…

— …Ячейками, — помогла я Оле подобрать нужное слово. — А эта штука называется патронташ.

— Ага, патронташ… — В голосе девочки послышалось беспокойство. — Марин, а ты точно вернешься? С тобой ничего не случится?

Я очень надеялась, что ничего. Если собаки не дуры и первый урок знакомства с моей кочергой им пошел впрок, то ничего со мной не случится. Но если они воспылали такой жаждой мести, что им наплевать сейчас и на боль, и на раскаленное железо, то… Нет, об этом я не хотела и думать. Обернула руку влажной рубашкой «хозяина», вытащила из огня свое оружие и решительно пошла к двери.

— Удачи, — пискнула вслед мне Олена.

Я ответила ей:

— Угу, — и выскочила из бани под моросящий холодный дождь. До крыльца мне предстояло пройти метров двадцать.

Обе собаки стояли возле сарая, не проявляя особого желания вновь испытать вкус кочерги. Но ненавидящих взглядов с меня не спускали, и я была на все сто процентов уверена, что если бы не раскаленная железяка, то я не прожила бы и пяти минут. И кончина моя была бы ужасной.

Но я очень хотела еще немного пожить.

И очень хотела перейти с осторожного крадущегося шага на стремительный бег, убеждая себя в том, что до входной двери в избу я успею с большим запасом перед кавказцами. И с трудом сдерживала себя, продолжая медленно красться к крыльцу, сознавая, что если сейчас побегу и покажу псам свою спину, то их собачьи души не выдержат, охотничий инстинкт возобладает над страхом перед раскаленным железом, и кавказцы бросятся на меня. И неизвестно, успею ли я скрыться в доме. Не встанут ли у меня на пути какие-нибудь не учтенные мной сюрпризы? А если встанут, то сумею ли я опять отогнать собак своей кочергой, которая стремительно остывала под дождиком, уже утратив свой ярко-пурпурный окрас?