Гимназистка. Нечаянное турне - Бронислава Вонсович

— Боитесь, что воспользуюсь вашей слабостью к певичкам для постоянного обновления гардероба? — усмехнулась я. — Не волнуйтесь, залезать в ваш кошелёк я не планирую. Думаю, конкретно это платье не сильно утяжелит ваш саквояж.

— Почему мой? — возмущённо дёрнулся Песцов.

— Потому что платья — необходимый реквизит. А за реквизит отвечаете вы.

А ещё потому, что не стоит привязываться к вещам, с которыми вскоре придётся расстаться. Этот зелёный бархат подошёл бы и мне настоящей, а не только иллюзии мисс Мэннинг. Но оставлять его — давать зацепку к исчезновению певицы. Нет уж, сожаления тут неуместны.

— Хорошо, — фыркнул Песцов недовольно. — Размеры шкатулки?

Я показала, изобразив в воздухе желаемое.

— Не уверен, что смогу достать в точности такую.

— Так я о точности и не говорю. Можно чуть больше или чуть меньше. Для меня неважно точное соответствие.

— Разве для магии размеры не важны? — уточнил он.

— Здесь нет, — ответила я, не желая пояснять, что шкатулка мне нужна не для магии, а для перевозки домового.

— Что-то ещё вам нужно, Елизавета Димтриевна? — спохватился Песцов, уже взявшийся за ручку двери.

— Разве что немного соломы, — чуть подумав, ответила я.

Если моя просьба компаньона удивила, то он никак этого не показал, кивнул и убежал договариваться с Волковым и доставать шкатулку. Я же закрыла за ним дверь на ключ и сказала:

— Мефодий Всеславович, выходите. Будем чай пить.

Домовой словно проявился из воздуха и сразу забурчал:

— Елизавета Дмитриевна, вещи, что в чемоданах, брать вообще нельзя. От них смердит злом. Их бы сжечь, да не просто так, а по правилам, иначе несчастье притянут.

Я налила чай в чашку и придвинула к домовому, который уже устроился за столом и нетерпеливо поблескивал глазами. Вид у него уже был не такой затравленный, как тогда, когда я его увидела впервые, но общая потрёпанность облика никуда не делась. Вот выберемся отсюда, и нужно будет что-то с этим решать. Раз уж у меня есть свой домовой, негоже ему в соболевских обносках ходить.

— Мы чемоданы здесь оставляем, Мефодий Всеславович, а потом решим, что делать. Может, мы с ними больше не пересечёмся вовсе. Получается, такие, как вы, чувствуют крэгов?

— Только если с вещью соприкоснёмся, — важно ответил домовой. — Или если они свою суть выпустят.

Чашка для него была огромной и всё же он каким-то непостижимым образом её удерживал, а уровень чая там стремительно уменьшался. Пирогом он тоже не побрезговал.

— Суть выпустят? Это как?

— Как частичный оборот для вас, оборотней, — пояснил домовой. — Так и крэги могут часть своей сути освобождать, не теряя облик. Подслушать там, или унюхать. Вот тогда мы их чуем. Но они осторожничают, в городах редко позволяют себе лишку.

Он подтянулся за следующим пирогом, рукав этого не выдержал и украсился ещё одной прорехой. Домовой смущённо крякнул, замерев на месте. Я подвинула блюдо с облюбованными им пирогами к нему под руку и спросила:

— Мефодий Всеславович, одежду для вас где покупают?

— Скажете тоже, покупают. Сами шьём.

— То есть вам ткань нужна и кожа?

— А то ж. Иголка, нитки, дратва, шило — и я не только себе, но и вам сошью всё, что угодно.

Проговорили мы до начала второго отделения, когда ко мне в гримёрку встревоженно застучала Канарейкина. Песцов так и не появился, но я почему-то за него не переживала. Как я успела заметить, основные проблемы возникали у того, к кому он приходил, а отнюдь не у самого Песцова.

Пожалуй, это был самый неказистый транспорт из всех, на которых мне приходилось ездить. Песцов не придумал ничего лучше, как нанять розвальни самого непрезентабельного вида, на которых мы и поместились-то с трудом, а уж двигались они со скоростью, более подходящей пешему путешественнику, страдающего серьёзными недугами суставов. Очень серьёзными, практически парализующими. Или мне так казалось, на фоне общей нервозности.

— Дмитрий Валерьевич, мы из города вообще выедем? — не удержалась я.

— Выедем, не боись, барышня, — бодро ответил возчик.

Бодрость ему придавало недавнее посещение кабака, следы которого ещё не успели выветриться: в воздухе витало неповторимое сивушное амбре, а нос мог поспорить цветом с сигнальными фонарями железной дороги. А барышней он меня называл, потому что сейчас мы воплощали гениальную песцовскую идею.

Наверное, тесное общение с артистической братией внесло в его организм неизлечимый вирус театральных постановок, который передался и мне, иначе я ничем не могу объяснить, почему согласилась на эту авантюру. Конечно, ночной отъезд нужно было правдоподобно залегендировать, вот мы и представились парочкой, которой срочно потребовалось узаконить отношения, не одобряемые близкими, а поскольку в родном городе этого невозможно было провернуть в секрете, пришлось ехать в соседний. История была шита белыми нитками и трещала по всем швам, но наш предполагаемый спаситель в ней не усомнился и даже выразил неодобрение такому вопиющему нарушению приличий, но сдержанно, поскольку Песцов ему уже отсыпал аванса и пообещал более чем вдвое заплатить по приезде, если побег окажется удачным.

Песцов вообще разошёлся, предполагая использовать мои невеликие знания по полной, и предлагал изменить внешность и себе, и, главное, мне, чтобы я не напоминала мисс Мэннинг и вообще, выглядела моложе, если кто вдруг увидит, как мы покидаем город. Но тут уж я выступила против. Во-первых, я не была уверена, что смогу нанести плетение на кого-то другого без печальных для здоровья подопытного последствий, а время для экспериментов было не слишком удачным. Во-вторых, договаривался-то Песцов с возницей в своём обычном виде, и если мы придём изменёнными, то у Волкова, выйди он на этого мужика, непременно появятся ненужные вопросы, почему спутница Песцова не напоминала певицу, а сам Песцов не напоминал себя. В-третьих, уже темно и возраст любого индивидуума можно определить с трудом, а на мне ещё и густая вуаль. Нет уж, лучше идти проверенным путём: меньше неожиданностей на выходе.

— Главное, чтобы нас, значится, на выезде не заарестовали, — бодро продолжал извозчик. — Ежели пропажу заметили, так на все посты сообщат. В такое время обычно не смотрют, но всякое бывает. Деньгу опять же захотят выбить, так откель она у меня?

— Я заплатил, — напомнил Песцов.

— Так когда это было? А ежели придётся копеечку какую аспидам энтим отстёгивать, чтобы они вас не заметили? — грустно поинтересовался мужик.

И столь жалобно шмыгнул носом, словно предполагаемые поборы были для него неподъёмными. Можно подумать, на выезде из города тысячи гребут с желающих удрать от Соболева. Просто нахал пытается разжалобить Песцова и выбить с него премию, которую пропьёт тут же, судя по всему.