Правозащитник - Артур Строгов

— У меня есть далекие воспоминания, почти детские, я даже не знаю… иногда они меня радуют, иногда нет.

Он приблизился к ней и нежно обнял за плечи.

— Лиза, я хочу, чтобы эти праздники тебе запомнились… У тебя будут самые лучшие подарки…

Она посмотрела ему прямо в лицо, в его глаза и, казалось, хотела произнести самые важные слова в жизни, которые иногда так трудно вымолвить.

— Подарки — это ничто… Самое главное — это другие вещи в жизни… Я бы хотела провести этот праздник с…

Ее голос сорвался, еще секунду — и она высказала бы все, что у нее было на сердце, ведь Белосельский был так близко и говорил с ней так доверительно и с такой теплотой.

В эту секунду экран смартфона, лежащего на оттоманке, отчаянно заморгал. Это был Виталий.

— Срочная новость, шеф, в банке в центре Москвы взяты в заложники люди. Захватившие их требуют Вас как правозащитника.

И почти тотчас же включилась другая связь — по другому телефонному каналу, — голос произнес:

— Сафронов, срочный вызов.

Лиза побледнела.

Белосельский вынул второй телефон и отошел к окну. По мере того как Белосельский слушал то, что ему говорил Сафронов, Лиза осознавала, что произошло что-то настолько ужасное, что это неминуемо затронет чьи-то судьбы. Возможно, и ее судьбу тоже. Наконец Белосельский закончил разговаривать. Лицо его было напряженным и мрачным.

— Надо ехать, Лиза. Ты, вероятно, кое-что уже поняла.

— Ты поедешь, Алексей? Зачем? Куда?

— Они без меня не обойдутся. Могут пострадать люди. Захватчики обещают расстреливать людей, если на переговоры не приеду я лично.

Лиза ощутила себя так, словно ледяная рука сдавила ей сердце.

— Но ты не поедешь, Алексей… не должен… ты не можешь рисковать собой.

— Я ничем не рискую. Они мне ничего не сделают. Я должен ехать, иначе могут пострадать люди.

— Ты сам думаешь о других, а не о себе… а еще упрекал меня… Не надо ехать, прошу тебя, откажись.

— Я не могу. Они требуют меня. Это фанатики, не знающие жалости… Со мной ничего не случится.

Лиза закрыла лицо руками. Она старалась сдерживать слезы, но не получалось.

— Но ведь это опасно…

— Да, но не для меня.

— Я поеду с тобой.

— Совершенно исключено. Я хочу, чтобы ты была в полной безопасности.

— Я еду с тобой, — твердо произнесла Лиза, — я все равно последую за тобой, на машине или пешком… Я убегу или выпрыгну в окно, но ты меня не остановишь…

Он увидел, как дрожат ее губы.

— Хорошо.

— Когда ехать?

— Прямо сейчас. Я еще должен отдать кое-какие распоряжения. Сейчас я должен думать о том, чтобы никто из заложников не был убит. Виталий, введи директиву по коду «Бэтта». Остальные ресурсы предоставит Сафронов. Выезд через пять минут.

Лиза увидела, как выбежала Самина в неизменном черном комбинезоне в сопровождении двух хрупких блондинок, вооруженных до зубов; вместе с ними было пять мужчин в камуфляже. Все они разместились на двух джипах. Белосельский с Лизой сели в лимузин с неизменным Виталием.

Лиза навсегда запомнила этот жуткий вечер, ужасную езду по зимней дороге; ей казалось, что машина, словно норовистый конь, то и дело подскакивает на дороге.

Белосельский был по-прежнему мрачен. Опять подключился по мобильной связи Сафронов, который со своей штурмовой командой также уже спешил к банку. Он сообщил, что среди заложников Владислава Ланская — шестнадцатилетняя дочь известного предпринимателя Артема Ланского. Каким образом девушка попала в банк, остается невыясненным.

— Что же известно? — спросил Белосельский.

— Район оцеплен, — отвечал Сафронов. — Сверху дана команда привлечь спецназ, но нам также разрешили участвовать как группа поддержки и прикрытия. Заложников всего человек сорок. Террористов — пятнадцать, но это предварительная оценка.

— Кто они?

— Пока не удалось выяснить. Я этим сейчас занимаюсь, скоро узнаю, скорее всего, наемники. Но почему они хотят поговорить именно с тобой?

— Это ловушка, причем очень грубая. Но я сделаю вид, что на нее поддался.

— Истинная цель захвата не ясна. Сначала они требовали деньги, вертолет, все как обычно. Но затем заявили, что станут говорить только с честным человеком, и выбрали тебя. Вот видишь, что значит быть правозащитником?

— Ладно, а какая ситуация сейчас? Сколько у нас времени?

— Еще час, прежде чем станут убивать людей.

— А что спецназ? Что насчет штурма? Кто руководит операцией?

— Некто Котов. Ты его видел однажды. Очень недалекий. Но не против нашего вмешательства, между прочим. Видимо, был звонок «сверху». Он мне сказал, что если нам не удастся самим справиться, то тогда он сам все сделает.

— Понятно, значит, он нам предоставляет возможность… Встречаемся в штабе.

— Да.

Сафронов отключил связь, и тогда Лиза осмелилась спросить:

— И ты пойдешь к ним? В пасть к волку?

Губы Белосельского тронула печальная улыбка.

— Они не волки — они настоящие исчадия ада.

— Алексей, я боюсь за тебя. А вдруг…

— Ничего не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Лиза… Когда-нибудь я тебе расскажу мою историю, историю моей жизни… и ты поймешь… Одно лишь знай, они мне не причинят вреда. Не смогут, поверь.

— Откуда ты знаешь? Откуда такая уверенность? Ты пытаешься убедить меня или себя?

— Лиза, я тебя прошу лишь об одном — пусть в твоем сердце не будет страха. Я тебе клянусь, что все будет хорошо. Посмотри на меня… Ты мне веришь?

Она заглянула в его глаза и ей захотелось вновь сказать о своих чувствах, но она понимала, что момент неподходящий.

— Я верю, Алексей.

— Мы уже подъезжаем. Помни, Лиза, о том, что я сказал. Пусть твое сердце не терзают сомнения. Никто не может причинить мне вред. Им это не дано. Ты еще не знаешь, через что я прошел… Со мной ничего не случится. Ты останешься в машине, но будешь наблюдать за всем при помощи этого экрана. И обещай быть послушной, никуда не убегать.

Лиза кивнула головой. Она хотела обнять его еще раз, но он только тепло пожал ей руку.

Выйдя из машины, он заметил, что перед зданием банка *** помимо глумливой толпы стояли громоздкие длинные грузовики с антеннами; сновали подозрительные люди в масках, которые искали что-то на земле; однако само пространство перед основным входом в банк было оцеплено, здесь не было никакого народа. За темными стеклами окон ничего нельзя было разобрать.