Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

мандариновое дерево и ушел, не оглядываясь, оставив девчонку рыдать во дворе. Однако это не смогло погасить горящее внутри него пламя, поэтому в тот вечер он устроил резню в близлежащей деревне. Рубя людей без разбора, он чувствовал, что с каждой отнятой жизнью все дальше отходит от образа «благородного человека», отчего его сердце все больше наполнялось радостью и удовлетворением.

После этого Сюй Шуанлинь покинул те места, рассчитывая в дальнейшем под чужим именем прожить до конца жизни.

Но очень скоро в чайной он услышал новость о том, что Ло Фэнхуа узурпировал власть и сам стал уважаемым главой Духовной школы Жуфэн.

Почти все посетители чайной активно включились в обсуждение этого события:

— Ох, кто бы мог подумать, а? Правильно в народе говорят: чужая душа — потемки[229.2].

— Бедный Наньгун Лю — поднимая восстание, он точно не предполагал, что «шьет свадебный наряд для другого».

— Должно быть, теперь он люто ненавидит своего отца-наставника?

— Этот Ло Фэнхуа и правда никчемный человечишка, раз алчность так легко затмила его рассудок и вычернила сердце.

Сюй Шуанлинь сидел за маленьким засаленным столиком небольшой чайной. Держа в руках чашку чая, он поднес ее к губам, но не выпил ни глотка, ошеломленно слушая их разговор.

Сердце забилось чаще, перед глазами на миг потемнело и, казалось, земля поменялась местами с небом.

Он даже представить себе не мог, что в итоге Ло Фэнхуа сделает такой выбор.

Этот человек предпочел нести бремя непонимания и ненависти, терпеть всеобщее осуждение и презрение.

Предпочел взять на себя чужое жестокое проклятье и каждое полнолуние до конца своих дней терпеть невыносимые мучения, когда смерть казалась лучше жизни.

После того как этот обоюдоострый меч оказался в его руках, Ло Фэнхуа не смог собственноручно вонзить его в сердце своего ученика.

В самом конце этой партии вэйци Сюй Шуанлинь допустил досадную ошибку.

Раздался звук неспешных шагов.

Сюй Шуанлинь очнулся от своих воспоминаний. Когда он открыл глаза, перед его затуманенным взором появилось лицо молодого человека.

На пустой и безмолвной Платформе Призыва Души Мо Жань подошел к нему и преклонил колено, чтобы пристально всмотреться в его лицо.

В тот миг, когда их взгляды встретились, Сюй Шуанлинь подумал, что у этого молодого человека очень странные глаза: казалось, за ними скрывалось слишком много такого, что просто не дано знать юноше в двадцать с небольшим.

— …Наньгун Сюй, все это ты затеял, чтобы оживить его? — спросил Мо Жань.

— Не твое дело.

— Ты думал, что посторонние не сумеют подняться на гору, поэтому если ты сохранишь такого Наньгун Лю и оживишь Ло Фэнхуа, то вместе с ними сможешь спокойно прожить здесь остаток жизни? Я прав?

— Не твое дело! — Сюй Шуанлинь сорвался на крик.

Мо Жань подобрал с земли поврежденное духовное ядро Ло Фэнхуа, из которого до сих пор лился яркий свет, и как ни в чем не бывало продолжил:

— Ты как следует замаскировался, чтобы с новым лицом, под именем Сюй Шуанлиня втереться в доверие к Наньгун Лю, и начал подстрекать его на новое восстание. А все потому что ты не мог вынести, что Ло Фэнхуа каждую ночь мучается от проклятья и живет жизнью, которая хуже смерти.

— С какой стати ты роешься в моей душе?! — глаза Сюй Шуанлиня покраснели и увлажнились, но внутри них, как прежде, мерцал злой неукротимый огонь. — Думаешь, что все про меня знаешь?!

— Точно не знаю, могу лишь догадываться, — ответил Мо Жань, — но сейчас, глядя на выражение твоего лица, я чувствую, что не так уж и не прав в своих предположениях.

Скрипнув зубами, Сюй Шуанлинь процедил сквозь них всего два слова:

— Наглый юнец.

— Ты прав, все мы, юнцы, в чем-то похожи. Когда тебе было двадцать, разве твоя самонадеянность не была выше небес? — Мо Жань спокойно посмотрел на него. — Наньгун Сюй, в тот год ты помог своему старшему брату отвоевать орден, но и подумать не мог, что вторая попытка узурпировать трон и стремление занять положение главы так ожесточат его сердце, что ради этого поста он без колебаний[229.3] казнит Ло Фэнхуа. Ты ведь совсем не ожидал, что он погибнет… Твой разум помутился, ты не знал, как поступить, — на протяжении всей речи Мо Жань не сводил глаз с лица Сюй Шуанлиня.

Он лучше всех мог понять то чувство отчаяния и безысходности.

Сейчас он читал сердце Сюй Шуанлиня через свое собственное.

— Потеряв надежду, в порыве отчаяния как ты мог поступить?

Глава 230. Гора Цзяо. Юношеские годы

Если бы он тогда оказался на его месте, то как бы поступил?

Возрождение!

Он бы захотел возродить «того самого человека».

Мо Жань посмотрел на свернувшегося калачиком на земле Сюй Шуанлиня и начал шепотом излагать свои мысли:

— Ты никак не ожидал, что Наньгун Лю настолько ожесточится, что пойдет даже на убийство Ло Фэнхуа. В отчаянии ты решил прибегнуть к хитрости и объявил, что проклятие на перстне оставил Ло Фэнхуа, спровоцировав Наньгун Лю, следуя обычаю Духовной школы Жуфэн, в гневе сбросить труп Ло Фэнхуа в Кровавый Пруд, чтобы прямиком отправить его душу на Последний Круг Ада.

— Ты не в своем уме? — стоявший рядом Сюэ Мэн, услышав такое, опешил. — Раз уж он так хотел оживить Ло Фэнхуа, то должен был дорожить этим человеком. В таком случае зачем толкать его на Последний Круг Ада?

— Потому что, только попав в Чистилище, его душа не сможет войти в круг реинкарнации, — вопреки ожиданиям, во взгляде Мо Жаня, обращенном на Сюй Шуанлиня, отразилось искреннее сочувствие. — Таким образом, пока душа Ло Фэнхуа не могла переродиться, у тебя было время изучить технику Возрождения, чтобы вернуть его обратно. А потом построить идеальное государство, мир праведности и справедливости, где ты бог и государь.

Сюй Шуанлинь: — …

Помолчав, наполовину сгнивший человек с почти разложившимся лицом вдруг рассмеялся, а потом, внимательно вглядевшись в лицо Мо Жаня, объявил:

— Образцовый наставник Мо, только сейчас я заметил, что, оказывается, ты безумен, — он сделал многозначительную паузу, а потом самым обыденным тоном добавил, — поскольку только безумец способен понять меня.

После этой фразы он разразился безудержным смехом.

Этот хохот напоминал клекот облысевшего от старости стервятника, который, несмотря на дряхлость и слабость, гордо