Семь возрастов смерти. Путешествие судмедэксперта по жизни - Ричард Шеперд

Я повернулся к ним:

— Все указывает на то, что все эти раны он нанес себе сам.

— Да брось, док.

— Но она же не стала бы просто стоять и смотреть, ну как такое возможно?

— Детей дома нет, — сказал я. — Так что родители начинают все друг на друга выплескивать. Страсти накаляются, и она говорит, что хочет его убить. Он говорит что-то вроде «Давай!»

— Подначивает?

— Или же он правда решил, что не хочет жить. Может, он даже принес ей нож.

Кухонный нож лежал рядом, плотно запечатанный в коробке для улик с пластиковым окошком, чтобы его можно было видеть, но не трогать. Лезвие было измазано кровью. Я не сомневался, что это орудие убийства.

— Затем, возможно, он дал ей его в руки. И сказал что-то вроде: «Хочешь меня убить? Давай». И она сказала…

Полицейский, говоривший по телефону, меня прервал:

— На самом деле… на самом деле, согласно ее показаниям, которые она только что дала, нож и правда принес он. И он сказал: «Да я лучше сдохну, чем буду дальше это терпеть».

— А что же она сказала, по ее словам?

— «Не надо!» Говорит, что умоляла его.

Младший детектив просматривал показания свидетелей.

— Никакой мольбы никто не слышал… — сказал он. — Судя по тому, что сказали соседи, я думал, что он схватил нож и угрожал ей. Я думал, она скажет, что они стали бороться за нож и, когда она его схватила, ей пришлось им воспользоваться, чтобы защититься.

— Не-а, — сказал полицейский, ответивший на звонок. — Она рассказывает другую историю.

Пролистав несколько страниц, младший детектив зачитал: «Ладно, вот что слышали соседи. „Давай, ну же, сделай это, давай“. Один говорит, что, как ему кажется, она еще сказала: „Сделай это ради меня!“, а другой услышал: „Сделай своим детям одолжение!“»

Он переводил взгляд с одного лица на другое. Повисло долгое молчание. Работа заводит меня в самые мрачные уголки человеческой души, но мало что возмущает так, как толпы, которые насмехаются, кричат, подстрекают и уговаривают сомневающихся, страдающих людей, забравшихся, скажем, на крышу, прыгнуть вниз. Если верить словам соседей, складывалась картина, что жена Дэниела проделала с ним нечто похожее. Я думал о гневе, обиде, злости, разочаровании, прошлом, годах несчастья, приведших к этой трагедии. Конечно, супругам было за сорок. Вот сколько времени требуется, чтобы до такого довести.

— Почему вы так уверены, что он сделал это сам, док? — поинтересовался помощник коронера.

— Прямо классические раны, нанесенные человеком самому себе. Этот поверхностный порез на левом запястье так и кричит об этом. Если бы на Дэниела напали с ножом, его запястье, возможно, было бы просто перерезано, но не горизонтально, как здесь.

Все молча уставились на тело.

— Конечно, по одному виду ран невозможно с полной уверенностью воссоздать картину случившегося, — сказал я. — Но могу сделать предположение.

Многим детективам не нравится, когда судмедэксперт играет в Шерлока Холмса. Они считают, что дедуктивная работа по их части, а не по моей.

Так что даже в тех случаях, когда я почти полностью уверен в том, что именно случилось, всегда найдутся полицейские, которые и слышать об этом не хотят. Если бы они только знали, что прототипом героя Конана Дойла был врач, а не полицейский… Эти полицейские, однако, слушали меня с любопытством и даже стали развивать мою мысль.

— Держу пари, сначала он порезал запястье, — сказал один из них.

Я согласился.

А младший полицейский сказал:

— Очевидно, что последним был нанесен удар, который его прикончил.

Я покачал головой:

— Не обязательно, потому что смерть не наступила бы мгновенно. Когда жена стала его подначивать, чтобы он себя убил, он сначала попробовал порезать запястье, а потом понял, как это будет сложно и, возможно… недостаточно эффектно. Он делает то, чего ей, по ее словам, в этот момент хотелось. Но хочет, чтобы она страдала. Так что он разрывает футболку и вонзает нож себе в грудь, прямо в сердце. Какое-то мгновение ничего не происходит. Затем начинает хлестать кровь, и она впадает в панику. Она хватает полотенце и пытается ее вытереть. Он отталкивает ее и, шатаясь, идет по дому. Она подает ему полотенца, а он бросает их на пол, и между ними повсюду кровь. Дэниел думает, что уже должен был умереть, но пока этого не произошло, поэтому решает, что не попал по сердцу. Решив закончить начатое, он снова вонзает в себя нож. Еще больше паники, еще больше полотенец… Когда он падает на пол в ванной, она все еще продолжает вытирать кровь. На самом деле второй раз нож не прошел дальше грудной стенки. Он справился в первый раз, просто не знал об этом. Она звонит в скорую… Мы знаем, что она сказала?

Один из полицейских посмотрел в свои записи:

— Э-э-э… Она сказала: «У моего мужа в груди нож, и он истекает кровью».

Старший детектив явно задумался:

— Она не сказала, что он сам его воткнул.

Младший детектив сказал:

— Ну если док прав, то есть, раз соседи слышали, как она подстрекает его к этому, это, считай, то же самое, что и самой его воткнуть.

— Не с точки зрения закона, — объяснил ему начальник.

Помощник коронера спросил:

— Док, а через сколько наступает смерть, когда нож попадает в сердце?

Я пожал плечами:

— Зависит от того, куда именно войдет нож. Многие падают и быстро умирают на месте, но некоторые могут и сотню метров успеть пробежать. Подобная рана в левом желудочке не обязательно приведет к мгновенной смерти — нужно время, чтобы кровь вытекла, давление упало, кровообращение прекратилось, а сердце проиграло сражение с утечкой. Вполне ожидаемо, что второй раз он промахнулся мимо сердца — наверняка ему уже было не очень хорошо.

— Насколько вы во всем этом уверены? — спросил старший детектив. — То есть откуда вы знаете, что Дэниел не порезал себе сначала запястье и на этом остановился? А потом она схватила нож и воткнула его в него?

Я думал об этом. У меня есть коллеги, которые всегда уверены. Интересно, их уверенность — это черта характера или все дело в юношеском максимализме?

Даже в молодости я никогда ни в чем не был уверен на 100 %. Всегда были разные варианты и точки зрения, которые следовало учесть. И уж точно я не могу быть категоричным теперь. По моему опыту, жизнь полна неувязок и сюрпризов, поворотов, случайных совпадений и противоречий, которые всегда оставляют стопроцентную уверенность вне зоны моей досягаемости. Сколько раз мне приходилось признавать в суде,