Флэшмен - Джордж Макдональд Фрейзер

Мы с Хадсоном дождались ночи, и с ее наступлением просто сели на лошадей и растворились в темноте, направляясь прямо на восток. Это оказалось до сметного просто: никто не остановил нас, а когда минут через десять мы столкнулись с отрядом гильзаев, я пожелал им доброй ночи на пушту и мы спокойно поехали дальше. Луны не было, но нам хватало света, чтобы находить дорогу среди заснеженных скал, и через пару часов скачки я отдал приказ устроить привал, и мы расположились на ночь, укрывшись от ветра за небольшой скалой. Одеял было достаточно, и поскольку никто рядом с нами не стонал, я первый раз за неделю хорошо выспался.

Открыв глаза, я обнаружил, что уже день, а сержант Хадсон развел костерок и варит кофе. В первый раз за эти дни я отведал горячего. У сержанта нашлось даже немного сахара.

— Где ты это раздобыл, черт побери? — удивился я, поскольку за последние дни марша не видел ничего, кроме сушеной баранины и крошек сухого бисквита.

— Стащил, сэр, — преспокойно отвечает он.

Не задавая больше вопросов, я принялся потягивать кофе, не вылезая из-под одеяла.

— Постой-ка, — говорю я, увидев, что он подбрасывает в огонь еще несколько поленьев. — Ты не думаешь, что эти чертовы гильзаи увидят дым? На нас тут же налетит целая туча.

— Прошу прощения, сэр, — отвечает он, — но это высушенное дерево не дает дыма.

И правда, никакого дыма я не увидел.

Минутой позже он опять извинился и спросил, намерен ли я отправиться дальше в путь или остаться здесь на днёвку? Сержант указал на то, что наши пони устали и оголодали, но если дать им отдохнуть и покормить завтра утром, мы вскоре окажемся вне зоны снегов, в местах, где есть пастбища. Я раздвоился во мнении: с одной стороны, чем большая дистанция будет отделять меня от подонков Акбара — и прежде всего, Гюль-Шаха — тем лучше. С другой стороны, и животные, и мы сами нуждались в отдыхе, а на такой изрезанной местности заметить нас можно было лишь по чистой случайности. Я согласился, и в первый раз решил присмотреться к Хадсону, поскольку ранее, придя к выводу, что это надежный человек, этим и ограничивался. Да и зачем одному человеку нужно уделять много внимания другому?

Лет примерно тридцати, крепко скроенный, со светлыми волосами, зачесанными, по его привычке, на один глаз. У него было одно из тех простых квадратных лиц, которые присущи работному люду, серые глаза и ямочка на подбородке, а в делах он был спор и находчив. По его говору я заключил, что Хадсон откуда-то с запада, но говорил он достаточно правильно, и, хотя и знал свое место, чувствовалось, что парень — далеко не из обычной солдатни — полудеревенщин или полубродяг. Глядя, как он управляется с огнем и с лошадьми, я поздравил себя с удачным выбором.

На следующее утро мы тронулись до рассвета. Хадсон задал лошадям последние остатки фуража, припасенные им в своих сумах — «как раз на случай, когда придется проскакать галопом весь день». Ориентируясь по солнцу, я взял направление на юго-восток, и это означало, что главная дорога из Кабула в Индию останется где-то правее. Мой план подразумевал следовать этой линии до реки Суркаб, которую мы перейдем в брод и продолжим путь по южному ее берегу до Джелалабада, это примерно шестьдесят миль. Таким образом мы окажемся в стороне от дороги и рыщущих по ней банд афганцев.

Меня не очень волновала мысль, что мы скажем, прибыв на место: Бог знает сколько народу перемещалось отдельно от основных сил армии, типа Хадсона и меня, и многие из них прибудут именно в Джелалабад. Я сильно сомневался, что главные силы когда-нибудь достигнут города и что судьбой таких отщепенцев, как мы, вряд ли кто серьезно заинтересуется. При необходимости скажу, что мы откололись от армии во время заварушки: Хадсон навряд ли станет распространяться насчет моих слов о передаче приказов Эльфи — да и одному богу известно, когда Эльфи вернется в Индию, если вообще вернется.

Так что пока мы держали путь по засыпанным снегом проходам, я пребывал в прекрасном расположении духа. Задолго до полудня мы пересекли Суркаб и с неплохой скоростью двинулись вдоль берега. Если быть точным, местность была скалистой, но местами мы переходили на быстрый галоп, и у меня создавалось впечатление, что мы вот-вот выйдем за пределы снегов и тогда дело пойдет еще быстрее. Я торопился, поскольку это была территория гильзаев, и Могала, где правил Гюль-Шах, располагалась неподалеку. Мысль об этой мрачной крепости с привратными «украшениями» омрачала мое сознание, и тут сержант Хадсон, поравняв свою лошадь с моей, сказал:

— Сэр, думаю, за нами кто-то идет.

— Что ты имеешь в виду? — говорю я, страшно разволновавшись. — Кто это?

— Не знаю, — отвечает он. — Я чувствую, если вы понимаете, о чем я говорю, сэр. — Он огляделся вокруг. Мы находились на открытом пространстве, слева шумела река, а справа вздымалась изломанная линия утесов. — Может статься, эта дорога не такая пустынная, как нам казалось.

Я достаточно долго пробыл в горах, чтобы знать об умении бывалых солдат нутром чувствовать опасность: менее опытный или несдержанный офицер мог бы посмеяться над его страхами, но не я. Мы тут же отвернули от реки и поднялись по небольшому желобку выше: если афганцы следуют за нами, мы, имея прекрасный обзор, сможем их заметить. При этом у нас сохранялась возможность идти дальше на Джелалабад, только держась посередине между рекой Суркаб и главной дорогой.

Наше продвижение, естественно, замедлилось, но через час или около этого Хадсон заявил, что за нами никого нет. Но я все же решил держаться подальше от реки. И тут нам встретилось другое препятствие: справа от нас издалека доносился слабый отзвук оружейной пальбы. Канонада слышалась смутно, но даже так можно было утверждать, что в бой вовлечены крупные силы.

— Господи, сэр! — воскликнул Хадсон. — Это же армия!

Эта же мысль пришла в голову и мне: это могла быть только армия, или то, что от нее осталось. По моему предположению, Гандамак лежал где-то впереди, и поскольку я знал, что Суркаб уклоняется к югу, огибая этот район, у нас не оставалось иного выбора, как идти туда, откуда слышалась пальба, если мы, конечно, не хотели подвергнуться риску столкнуться с нашими таинственными преследователями у реки. Так что мы отправились вперед, и с каждой минутой проклятая канонада становилась все громче. По моему мнению, до ее источника оставалось уже не более мили, и я хотел было поделиться своим предположением с сержантом, когда Хадсон, скакавший немного впереди, оглянулся на меня и возбужденно замахал рукой. Он достиг места, где две большие скалы обрамляли устье ложбины, постепенно сбегавшей с гор в направлении кабульской дороги; между этими скалами с высоты открывался прекрасный вид, и, натянув поводья и посмотрев вперед, я увидел зрелище, которое мне не суждено забыть никогда.

Прямо под нами, примерно в миле, располагалось небольшое скопление хижин, над крышами которых курился дымок — как я понял, это и была деревушка Гандамак. Рядом с ней, там, где дорога снова поворачивает на север, находился пологий склон, усыпанный валунами. Его протяженность до вершины составляла около сотни ярдов. Весь склон был усеян афганцами: их вопли явственно долетали до нашей ложбины. А на вершине сгрудилась кучка людей, численностью примерно с роту: поначалу, видя синие накидки, я принял их за афганцев, но потом разглядел кивера. Голос Хадсона, сдавленный от волнения, подтвердил мою догадку.